Денег, к слову, я не нашла, должно быть, сердобольные соседи, разгребая обломки курятника, отыскали мой тайник.
– Плати! – слышала я их голоса.
– Я работаю! – отвечала я. – Я выплачу, кому сколько должна, как только сумею! Добрые люди, у меня нет денег, вы же знаете, что я сирота и Агата тоже… Нас из милости взяли судомойками, но…
– Я заплачу, – сказала вдруг госпожа Тинке. – Сколько?
Я, признаюсь, лишилась дара речи. Чтобы мачеха Эллы…
Соседи притихли.
– Да Маргрит сама расплатится, – сказал дядя Марк, старый огородник.
– Ну так! У нее руки нужным концом приставлены, заработает, – поддержала его супруга.
– И правда, что вы на девку взъелись? – громко вопросила хозяйка единственного в нашем предместье трактира. – Ей сперва на жизнь заработать нужно, а ты, Ганс, без своего гнилого сарая уж проживешь! И ты, Линда, не помрешь – твой забор только на растопку и годился!
Соседи начали браниться, а госпожа Тинке взяла меня за плечо и повела прочь.
– Спасибо, сударыня, – сказала я, опустив голову. – Я расплачусь. Не сразу, но расплачусь.
– Верю, – ответила она. Хильда Тинке была высокой стройной женщиной, не верилось, что ей уже под пятьдесят и что у нее две взрослые дочери. – Тебя хорошо воспитали. Я завидовала твоей тетушке, не скрою.
– Отчего, сударыня?
– Неважно, – ответила она и умолкла. Потом спросила: – Ты слыхала что-нибудь о королевском бале?
– Конечно. Кузина была там с тетушкой, а я подглядывала снаружи – там много оказалось таких девушек, – повторила я свое вранье. – Вы с дочерьми ведь тоже там были?
– Да, – ответила госпожа Тинке. – Но что самое странное – там очутилась моя падчерица.
Я потеряла дар речи. Неужто она узнала Эллу? И волшебство не помогло?
– Я не удивилась бы, увидев там тебя, Маргрит, – продолжила она, – твой отец, повторюсь, воспитывал тебя достойно. Но Элла…
– Как же она попала туда? – спросила я.
– Не знаю, – помолчав, ответила госпожа Тинке. – Но я уверена: ей неоткуда было взять такое платье, такие драгоценности и… не пешком же она явилась!
Я промолчала.
– Элла могла припрятать украшения матери, ее платье, но на что бы она наняла экипаж? – она смотрела на меня в упор.
– Иначе как колдовством это и не объяснить, – ответила я и рискнула: – А почему вы держите Эллу в черном теле, госпожа Тинке? Я не видела, чтобы ваши дочери ходили по воду или в лавку.
– Они уже умеют это делать, – холодно ответила она. – Да, они те еще капризницы, но, Маргрит, обеих я отдавала на год к чужим людям. Анна и Марианна умеют готовить, стирать и шить. Не так хорошо, как мне хотелось бы, но при нужде способны будут состряпать обед, заштопать чулок, поставить заплатку. А пока в этом нет нужды и средства позволяют – могут бездельничать и бренчать на клавесине.
– Ясно, – кивнула я. – А Элла…
– Она мне не дочь, – коротко ответила госпожа Тинке. – И я была рада, когда Черный герцог привел к его высочеству иностранку, с которой тот провел почти весь вечер! Агате повезло, конечно, но один танец с принцем и десять полезных знакомств несравнимы…
– Вы подыскали кого-то дочерям?
– Именно. Анну-то я сговорила уже давно. Ну с тем мальчиком – уже мужчиной! – они дружны с детства, и когда он посватается, я не буду возражать. Он хороший человек, пусть и не слишком богатый. А Марианна покамест перебирает женихов…
– Неужто влюбилась в принца?
– Нет, замахнулась на Черного герцога, – ответила госпожа Тинке. – Я приказала ей забыть о нем, не того она полета птица. Правда, это было год назад, теперь Марианна вздыхает по баронету Денну. Пускай вздыхает.
– А принц?
– Мои девочки, возможно, и капризны, – холодно сказала госпожа Тинке, подобрав подол, – но знают свое место. Мечтать о его высочестве или его светлости я им запретить не могу, но они понимают, кого могут выбирать в мужья, а кого нет. Я уже получила несколько предложений от достойных молодых людей нашего круга.
Я кивнула. Анна с Марианной, сестры-погодки, были не особенно красивы, но и впрямь знали свое место. Они были заносчивы с такими, как я, но…
– Надеюсь, у ваших дочерей все сложится удачно, – вежливо сказала я.
– Надеюсь, у тебя тоже, – ответила госпожа Тинке. – Не бойся, я скажу соседям, чтобы попридержали коней. За гнилой сарай да старый забор с тебя много не возьмут, надо еще пересчитать, а то что-то уж больно много заломили!
– Спасибо, – кивнула я. – Я постараюсь заплатить поскорее. Может, господин даст денег в счет жалованья…
– А у кого ты служишь? – спросила вдруг госпожа Тинке.
– Как раз у Черного герцога, – ответила я, – так уж получилось.
Она промолчала, но прибавила шагу.
– Хорошо бы ты оказалась моей падчерицей, – сказала госпожа Тинке, глядя в сторону. – Если бы твой отец не подумал, что чужие дети его обременят, а мачеха… Нет, забудь! Забудь… Гастон слишком любил тебя…
Я замерла. Так это госпожа Тинке могла стать моей мачехой? А Анна с Марианной – моими назваными сестрами? И…
Правда, тогда у меня не было бы Агаты.
– Сударыня…
– Ничего не говори, Маргрит, – сказала она и замедлила шаг. – Я любила твоего отца.
– Но…
– Не будем об этом. Вот что я тебе скажу… – госпожа Тинке остановилась. – Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть всю жизнь. Ясно?
– Да, сударыня, – ответила я.
– Если что пойдет не так, приходи ко мне. Уж найду, куда вас с Агатой поселить, если нужно будет переждать, пока место не найдете, – сказала она. – Или сама вас найму. Напомнишь моим, как стирать да гладить, а то вовсе разленились! Эллу они совсем не слушают, а она не умеет настоять на своем…
– Сударыня, вы слишком добры ко мне!
– Я любила Гастона, – повторила госпожа Тинке и пошла прочь.
Я постояла, вздохнула и отправилась домой. А впрочем, называть домом герцогский особняк не получалось.
– Что это с тобой? – встревожилась Агата, увидев меня, но я только покачала головой да ушла на кухню, где до самой ночи перемывала то, на что не хватило сил у кузины, а потом грела воду, много воды – так велел с утра герцог.
Он вернулся за полночь, от него пахло лошадиным потом и бог весть чем еще, а я по праву экономки – никто меня ею пока не назначал, я сама присвоила это звание – велела мальчишкам натаскать да согреть еще воды, одним котлом тут было не обойтись.
– Устал как собака, Маргрит… – Герцог вытянулся в горячей воде, а я отвела взгляд, хотя чего, спрашивается, я там не видела? Я помогала отцу, когда он перестал вставать, так что… – Маргрит?
