– Может быть, – осторожно начала Клементина, – тебе нужно – или нам нужно – поговорить с кем-то. С каким-то профессионалом?
– Типа психоаналитика, – с натянутой улыбкой произнес Сэм. – Потому что я схожу с ума.
– Типа психоаналитика, – согласилась Клементина. – Потому что похоже на то, что ты сходишь с ума. Совсем чуть-чуть. Когда преподавательница упомянула о посттравматическом стрессе, я подумала…
Сэм был ошеломлен.
– Посттравматический стресс, – повторил он. – Как у ветерана войны. Правда, я не вернулся из Ирака или Афганистана и не видел, как взрывают людей, но я недавно вернулся с барбекю на лужайке.
– Где ты видел, как едва не утонула твоя дочь.
Сэм закрыл глаза.
– Едва не утонула твоя дочь, – повторила Клементина. – И ты чувствуешь себя ответственным за это.
Он со вздохом поднял глаза к потолку:
– Клементина, у меня нет синдрома посттравматического стресса. Господи Иисусе! Это унизительно. И нелепо.
Клементина вынула из кармана жакета мобильник.
– Не надо гуглить, – взмолился Сэм. – Поверь мне. Ты всегда просишь меня перестать гуглить. Ничего хорошего там не найти.
– А я люблю гуглить. – Клементина почувствовала, как учащается ее дыхание, потому что она вдруг увидела все его поведение со дня барбекю под другим углом, через новую линзу.
Вспомнила о недавних словах своего отца: «У него что-то не то с головой», к которым не прислушалась. Вот если бы кто-то сказал: «Твой муж болен»!
– «Симптомы синдрома посттравматического стресса, – вслух прочитала Клементина. – Переживание события вновь и вновь». Ты только что сказал, что у тебя это постоянно!
– Рад, что тебе это доставляет удовольствие, – произнес Сэм с подобием улыбки на губах.
– Сэм, ты как пациент из учебника! Бессонница. Да. Раздражительность. Да. Каков выход? Ищите лечение.
Она говорила шутливым, ироничным тоном, словно дурачась, как будто все это хорошая шутка и ничто не имеет значения, как будто у нее не сводило судорогой живот, как будто она не чувствовала, что это ее единственный шанс, потому что в последнее время его настроение быстро менялось и в другой раз он откажется говорить с ней и опять ускользнет от нее.
– Послушай, мне не нужно «искать лечение»… – начал Сэм.
– Нет, нужно, – возразила Клементина, не сводя глаз с телефона. – «Долговременные эффекты: развод. Злоупотребление алкоголем или наркотиками». Ты злоупотребляешь алкоголем или наркотиками?
– Нет, не злоупотребляю. Перестань читать эту чепуху. Убери телефон. Давай вернемся в класс.
– Я правда думаю, что тебе надо с кем-то побеседовать, с каким-то профессионалом, – сказала Клементина. Она превращалась в свою мать. В следующий раз она предложит ему «чудесного психолога». – Побеседуешь с кем-нибудь?
Сэм откинул голову назад и снова уставился в потолок. Наконец он взглянул на нее и проронил:
– Может быть.
– Хорошо.
Клементина прислонила голову к шкафчику и закрыла глаза. Она ощутила какую-то неотвратимость, как будто ее брак – гигантский корабль и теперь слишком поздно менять курс – либо он столкнется с айсбергом, либо нет; и что бы она сейчас ни сказала или ни сделала, не имеет значения. Если бы ее мать присутствовала при этом разговоре, она сказала бы, что Клементине надо продолжать говорить, высказать все, что у нее накопилось, надо общаться, не оставив возможности для непонимания.
Будь здесь отец, он приложил бы палец к губам и сказал: ш-ш-ш!
Клементина удовольствовалась двумя словами:
– Мне жаль.
Она хотела сказать: мне жаль, что это случилось, жаль, я не поняла твоих переживаний. Жаль, не любила тебя так, как ты того заслуживаешь. Мне жаль, что первый же кризис, с которым мы столкнулись, показал все плохое в нашем браке, а не все хорошее. Жаль, что мы отвернулись друг от друга, вместо того чтобы повернуться друг к другу лицом.
– Угу, мне тоже жаль, – подхватил Сэм.
Глава 81
– Так что, по сути дела, это Гарри спас жизнь Руби, – сказал Оливер.
Эрика и Оливер прогуливались по кварталу неподалеку от дома ее матери. Едва она вспомнила о происшедшем, как захотела поделиться с Оливером, но, разумеется, не желала, чтобы услышала Сильвия, поэтому попросила Оливера прогуляться с ней.
– Да, – согласилась Эрика. – И никто так и не поблагодарил его. Пожалуй, я даже не посмотрела больше на его окно.
Они прошли мимо молодой пары, толкающей коляску с ребенком, и Эрика мимолетно улыбнулась им, как бы давая понять, что нет нужды говорить о погоде и восторгаться по поводу того, что дождь перестал.
– Наверное, он увидел, что мы вытащили ее, – сказал Оливер.
– Надеюсь. Но никто так и не сказал ему, что Руби в порядке. Никто не пришел к нему и не сказал спасибо. Должно быть, он счел это грубым. Он всегда считал, что люди вокруг плохо воспитаны, и, наверное, умер с мыслью об этом.
– Думаю, он мог бы зайти и спросить нас. Если волновался.
Оба они перепрыгнули через сверкающую коричневую лужу, занимающую почти всю дорожку.
– Я не сразу поняла, что это Руби, – сказала Эрика. У нее моментально пересохло в горле. – Подумала, что в фонтане плавает старое пальто, и просто таращилась на него. У меня возникла нелепая, дикая мысль, что Гарри хочет, чтобы я почистила фонтан. Руби тонула, а я таращилась на нее.
Оливер немного помолчал.
– Мне всегда было не по себе оттого, что, когда это случилось, я пялился в зеркало в ванной комнате, – сказал он потом. – Пожалуй, после того дня каждый из нас чувствует свою вину.
– Каждый, но не Гарри.
– Но не Гарри, – согласился Оливер.
Мимо них, подпрыгивая, прошла женщина средних лет в невыгодной для ее фигуры «одежде для активного отдыха».
– Ну разве не чудесно снова увидеть солнце! – восторженно произнесла она, замедлив шаг и словно собираясь и дальше обсуждать эту тему.
– Потрясающе! – согласился Оливер, и они с Эрикой, словно сговорившись, ускорили шаг. – Приятного дня!
– Как ты считаешь, надо ли кому-то рассказать? – спросила Эрика. – О том, что я вспомнила.
Теперь, когда все факты были у нее в голове, ее обуревало желание представить отчет о событиях в полном объеме.
– Ну я не знаю, кому можно рассказать. Или каким образом это поможет.
– Могу рассказать Клементине, – сказала Эрика, хотя у нее не было ни малейшего желания это делать.
– Нет, – возразил Оливер. – Нельзя говорить Клементине. Ты же знаешь, что нельзя.
Они уже обошли квартал и приближались к дому ее матери.
