Она позвонит Эрике сегодня. Или завтра утром. Эрике нужен ответ. Прошло уже достаточно времени. Разумеется, ответ был только один, но Клементина уже выждала нужное время.
Не думай об этом сейчас. Думай только о прослушивании. Ей нужно сосредоточиться на одном, как советовали статьи в «Фейсбуке». Мужчины, вероятно, лучше умеют сосредоточиваться, они уделяют все внимание тому, чем занимаются. Но вот Сэм, к примеру, способен делать разом несколько дел. Он может готовить ризотто, одновременно разгружая посудомоечную машину и играя в развивающую игру с девочками. Это Клементина витает в облаках – садится за виолончель, забывая, что у нее что-то готовится в духовке. Именно она однажды забыла (о ужас!) забрать Холли с дня рождения. Сэм на такое не способен. «Ваша мама такая рассеянная», – иногда говорит он девочкам, но говорит это с любовью. Может быть, она воображает себе, что с любовью. Она больше не знает, что о ней думают близкие: мать, муж, подруга. Возможно все, что угодно.
Она опять подумала о замечании матери: «Так ты все же поступаешь на эту работу?» Даже до рождения детей она не готовилась столь усиленно к прослушиванию. А когда появились дети, из жалости к себе любила повторять: «Я работающая мать с двумя маленькими детьми! Горе мне! Совершенно не хватает времени!» Но фактически времени может хватить, если меньше спать. Теперь она ложится в полночь вместо десяти часов, а встает в пять вместо семи.
Постоянное недосыпание вызывает у нее не лишенное приятности ощущение легкой заторможенности. Она чувствует отстраненность от всех аспектов своей жизни. У нее не остается времени копаться в своих чувствах, словно они предмет национального достояния. Клементина очень нервничает по поводу предстоящего прослушивания! Клементина не уверена в своих возможностях. Ну перестань себя мучить, поговори с друзьями-музыкантами, пусть они тебя подбодрят.
Хватит! Постоянная самоирония тоже не особенно продуктивна. Сосредоточься на технических вопросах. Она мысленно обратилась к отвлекающей технической проблеме – например, постановка пальцев в начале арпеджио у Бетховена. Она продолжала размышлять. Более сложный вариант может дать лучший результат, но если она будет нервничать, то можно ошибиться.
Что это там впереди – пробка? Ей нельзя опаздывать. Друзья готовы пожертвовать для нее своим временем, ничего не прося взамен. Настоящий альтруизм. Она посмотрела на остановившийся транспорт и почувствовала себя в ловушке из множества красных стоп-сигналов, с накинутой на шею петлей ремня безопасности.
Машины поехали. Отлично. Она услышала собственный выдох, хотя не сознавала, что перед тем задержала дыхание.
Вечером за ужином она спросит Сэма, досаждают ли ему те же бесцельные вопросы типа «а что, если?». Может быть, у них получится разговор. «Целительный разговор», как сказала бы ее мать.
Сегодня они идут на ужин-свидание. Еще одно современное выражение, раскопанное ее матерью. «Вам, ребята, нужен ужин-свидание!» Ее и Сэма с души воротило от этого выражения, но они все же собирались на ужин в ресторан, выбранный матерью Клементины. Мать согласилась посидеть с детьми и даже сама заказала столик.
– Способность прощать – удел сильного, – говорила ей мать. – По-моему, это сказал Ганди.
Дверца маминого холодильника была залеплена воодушевляющими цитатами, нацарапанными на клочках бумаги и прижатыми магнитиками. На магнитиках тоже были цитаты.
Может быть, сегодня все будет хорошо. Может, будет даже весело. Она пыталась быть позитивной. Один из них должен быть позитивным. Ее машина приблизилась к водосточной трубе, и дверцу с ревом обдала огромная волна. Клементина в сердцах выругалась.
Создавалось впечатление, что дождь идет с самого дня барбекю, но она знала, что это не так. Ее жизнь до барбекю казалась ей залитой золотистым солнечным светом. Голубые небеса. Легкий ветерок. Словно дождей никогда не бывало.
– Поверните налево, – заявил навигатор.
– Что? Здесь? – спросила Клементина. – Ты уверена? Или это следующий поворот? По-моему, ты имела в виду следующий.
И она продолжала ехать.
– Развернитесь в разрешенном месте, – произнес навигатор с чем-то похожим на вздох.
– Извини, – покорно проговорила Клементина.
Глава 5
День барбекю
Солнечный свет заливал кухню. Клементина, одетая в пижаму, занималась бегом на месте, а ее муж Сэм тоном старшины ревел:
– Беги, солдат, беги!
Их двухлетняя дочь Руби, тоже в пижаме, со спутанными светлыми волосами, бежала рядом с Клементиной, подскакивая, как кукла на веревочке, и хихикая. В одной пухлой ручонке она сжимала кусочек круассана, а в другой – металлический веничек с деревянной ручкой. Хотя никто больше не считал Веничек простым кухонным приспособлением. Каждый вечер Руби купала Веничек и укладывала спать в обувную коробку.
– Зачем я бегаю? – тяжело дышала Клементина. – Я не люблю бегать!
Утром Сэм с горящим взором объявил, что разработал несложный план, который поможет разрулить эту ситуацию. Накануне он долго не ложился спать.
Сначала она должна выполнить энергичный бег на мес те в течение пяти минут.
– Не задавай вопросов, просто следуй указаниям! – сказал Сэм. – Поднимай колени! Дыши ровнее!
Клементина старалась поднимать колени.
Должно быть, он нашел в Интернете указания для прослушивания с оркестром, и первое указание было восхитительно банальным, вроде: «Упражняйтесь! Постарайтесь обрести наилучшую физическую форму».
Быть замужем за немузыкантом несет в себе некоторые проблемы. Музыкант догадался бы, что единственный способ помочь ей подготовиться к прослушиванию – это вывести девочек с утра на прогулку, чтобы у нее было время поиграть, перед тем как идти в гости к Эрике. Дело нехитрое, солдат.
– Еще две минуты! – Сэм разглядывал ее. Небритый, в футболке и боксерах. – В сущности, тебе понадобится еще минута, ты не в такой уж хорошей форме.
– Прекращаю, – сказала Клементина, переходя на трусцу.
– Нет! Нельзя останавливаться. Когда увеличивается частота пульса, это как бы моделирует твое волнение при прослушивании. Как только пульс участился, можешь сразу начинать играть свои отрывки.
– Что? Нет, я не собираюсь сейчас играть. – Ей требовалось время, чтобы тщательно подготовить отрывки. – Хочу еще кофе.
– Беги, солдат, беги! – заорал Сэм.
– О, ради бога, прошу тебя!
Она продолжала бежать. Ей не повредит немного поупражняться. Хотя немалый вред уже ощущался.
Цокая высокими каблуками материнских туфель, в гостиную вбежала Холли, их пятилетняя (если точно, пяти лет и девяти месяцев) дочь, одетая в пижамные штаны и старое, рваное платье принцессы. Положила руку на отставленное бедро, словно стояла на красной ковровой дорожке в ожидании восторгов публики.
