Он опять выглянул в окно. Должно быть, они платят непомерные деньги по счету за все эти крошечные фонарики.
Он увидел соседей, живущих за два дома от него. Оливер. Жеманное имя, но парень довольно приятный. С ним можно поговорить. Правда, он ездит на велосипеде и носит эти блестящие черные шорты в обтяжку. И тогда напоминает чертова какаду. Как там зовут его жену? Одна из этих нервных тощих женщин.
Детей нет. Возможно, они и не хотят. Может быть, не могут иметь. У жены не те бедра, чтобы вынашивать детей, это уж точно. Правда, сейчас их выводят в пробирке.
Элизабет хотелось, чтобы у Джеми была маленькая сестричка. Она всегда засматривалась на маленьких девочек. Ей нравились их платьица. «Посмотри, какое на этой малышке платьице», – скажет она, бывало, как будто Гарри было хоть какое-то дело до этого платьица.
В тот день она засмотрелась на маленькую девочку, сжимающую в руках палочку с огромным шаром розовой сладкой ваты. Элизабет сказала: «Посмотри, этот шар размером с нее», но Гарри лишь проворчал что-то в ответ, потому что был в плохом настроении, он хотел уехать. Был воскресный день, им предстояла долгая обратная поездка на машине, и он думал о работе и следующей неделе. Гарри не нравилось проводить воскресные вечера в суете. А тут еще этот тред-юнион. Ему необходимо было знать, что он подготовился к следующей неделе.
Ему не хотелось ехать в такую даль, к черту на кулички – на эту долбаную сельскую ярмарку. Не следовало говорить Элизабет про долбаную ярмарку, потому что она терпеть этого не могла и всерьез обижалась, но он в тот момент думал о том представителе тред-юниона, настоящем жулике, и о предстоящей потасовке.
Тот представитель потом подошел к нему на похоронах и обнял Гарри. Гарри не хотел, чтобы его обнимали, но он не хотел также быть на похоронах жены.
В тот день ему надо было быть поласковей с Элизабет и Джеми. Он был бы поласковей, если бы знал, что это их последний день вместе. Он не говорил бы про долбаную ярмарку. Он не стал бы говорить Джеми, что все игры – это жульничество и он никогда не выиграет. Он не стал бы ворчать, когда Элизабет указала на девчушку со сладкой ватой.
Но с другой стороны, ему следовало быть строже и тверже. Надо было сказать «нет», когда они в третий раз собрались ехать на том аттракционе.
Он все же сказал «нет», но Элизабет не обратила на это никакого внимания. Она схватила Джеми за руку и сказала: «Еще один разок». И они убежали.
Если бы он увидел их снова, то заорал бы на них. Он прокричал бы: «Я сказал нет! Кто здесь главный?» Потом обнял бы их и никогда больше не отпускал.
Если бы увидел их снова. Элизабет верила в потусторонний мир, и Гарри надеялся, что она права. Она бывала права во многих случаях, вот только в тот день она была не права.
Этот аттракцион назывался «Паук». В нем было восемь длинных ног с вагончиком на конце каждой ноги, вмещающим до восьми человек. Ноги поднимались и опускались, поднимались и опускались, и к тому все сооружение вращалось по кругу.
Каждый раз, как они пролетали мимо, он на миг успевал увидеть их розовые смеющиеся лица, головы, откинутые на спинки сидений. От этого ему становилось нехорошо.
«Паука» соорудил за десять лет до этого один австралийский предприниматель с немецкой фамилией: «Веселые карусели Флугзойга». Эта компания почти не уделяла внимания техобслуживанию и осмотру «Паука». Компания, заведовавшая аттракционами, называлась «Салливан и сыновья». Дела у них шли паршиво. Они сокращали штат. Ответственного менеджера по техобслуживанию по имени Примо Папаз уволили. Примо до этого вел собственный график техобслуживания в красной записной книжке. Когда он потерял работу, красная книжка исчезла. Выступая свидетелем на суде, Примо бил себя кулаком по колену. На глазах его блестели слезы.
Сломался один из механических подшипников «Паука», и вагончик сорвался и упал.
Погибли все восемь смеющихся и визжащих до того пассажиров. Пять взрослых и трое детей.
Судебное разбирательство тянулось годами. Гарри был поглощен им. У него до сих пор сохранились тома этого дела: папки большого формата, содержащие историю халатности, некомпетентности и идиотизма. Только Примо Папаз сказал Гарри: «Мне жаль. – И добавил: – В мое дежурство такого никогда не случилось бы».
Людям следует брать на себя ответственность.
Гарри отвернулся от окна и стал поворачивать глобус Джеми. Под его пальцами проплывали все места на земле, которые Джеми так и не увидел.
Он снова посмотрел в окно на соседей. Ему пришло в голову: будь Элизабет жива, он был бы там внизу, на барбекю, потому что Элизабет была такой общительной, а Араб всегда приглашал Гарри – можно подумать, действительно хотел, чтобы он пришел. В этом было что-то особенное. На миг Гарри ясно представил себе, каким мог быть этот вечер, – Элизабет сидит за столом, с удовольствием слушая музыку, Гарри пытается брюзжать на этот счет, и все смеются, потому что Элизабет подшучивает над ним.
Гарри смотрел, как по двору бегают две маленькие девочки. Похоже, играют в пятнашки.
Младшая взобралась на бортик фонтана. В руках у нее маленькая синяя сумочка. Она бегала по бортику. Фонтан размером с бассейн.
– Осторожней, малышка! – громко сказал ей Гарри. – А не то упадешь.
Кто-нибудь следит за ней?
Он оглядел задний двор. Все взрослые собрались вокруг стола, даже не глядя на детей. Они хохотали как безумные. Но музыка перекрывала их смех. Оливера видно не было, но он видел его жену, Эрику – так ее зовут, – которая стояла на дорожке, ведущей от задней двери. Она бы увидела ту малышку.
Он снова посмотрел на фонтан, и сердце его упало.
Девочка пропала. Спустилась ли она с бортика? Потом он увидел его. Розовое пальтишко. Боже правый, она лежит на воде лицом вниз. Свалилась в воду. Как будто он, предвидя это, сделал так, чтобы это случилось.
Он поискал глазами взрослых. Где Эрика? Наверное, она это видит. Оттуда, где она стоит, фонтан виден.
Но она просто стоит. Что делает эта глупая женщина?
– Она упала!
Он замолотил ладонями по стеклу.
Жена Оливера не пошевелилась. Просто стоит как вкопанная. Лицо отвернуто, словно она не хочет видеть, словно умышленно смотрит в другую сторону. Ради бога, что с ней происходит? Что происходит со всеми этими глупыми людьми? Боже мой, боже мой, боже мой!
Лицо Гарри горело от гнева. Прямо на глазах у этих бестолковых, безответственных людей тонет маленькая девочка. Перестрелять бы их всех.
Он попытался поднять окно, чтобы крикнуть, но его заклинило. Оно не открывалось много лет. Он сильно, до боли, молотил по стеклу обоими кулаками. И вопил, громче, чем когда бы то ни было.
– Она тонет!
Наконец женщина подняла на него глаза. Жена Оливера. Их взгляды встретились. Слава богу, слава богу.
