К Стражевому озеру от города вело несколько дорог, мальчишка-проводник выбрал самую короткую, сначала через распаханное, пахнущее влажной землей поле, потом через сосновый лес. Лес был древний, высокий, закрывал густыми лапами небо, дарил прохладу, которой после обеда явно стало недоставать. Вообще, Клим заметил, что погода на подступах к Чернокаменску изменилась, здесь было теплее, чем в Перми. Может, оттого, что в Перми они оказались ранним утром?
О том, что озеро уже близко, Клим понял по шелесту волн. Потом ветерок донес и запахи, какие бывают лишь вблизи пресных водоемов. Сердце вдруг заныло, захотелось не на озеро, а на море. Чтобы соль на губах и ветер в лицо…
В затылке кольнуло, и ветер обдал волной жара, смрадом горящего мазута, едва не сшиб с ног. Чтобы не упасть, пришлось остановиться, прижаться спиной к стволу дерева, закрыть глаза, пережидая, когда отступит и прорвавшийся из воспоминаний ветер, и тошнота. Под правой лопаткой привычно уже заныло, именно боль привела Клима в чувство. Так уже бывало раньше, он уже почти привык.
К озеру он вышел твердой, уверенной походкой, остановился на лесной опушке, чтобы в деталях рассмотреть открывшуюся картину. Озеро огромное, в ожерелье из черных валунов. А вода в нем, несмотря на солнечную погоду, не голубая, а с серебряным или свинцовым отливом. Красиво. Даже без острова с черной башней маяка и черной же громадой замка озеро хорошо дикой, неприступной красотой. А от замка и башни и вовсе захватывает дух, просыпается в душе совершенно мальчишеское восхищение и еще какое-то муторное, непонятное чувство, словно бы он, Клим Туманов, здесь чужак, словно бы не на своем месте.
Ничего! Покорится и озеро, и остров. Он привык добиваться всего, чего хотел. Если требовалось, зубами вырывал у судьбы желаемое. Радовался трофеям? А пожалуй, что и нет. Но то были иные трофеи, нынешний с ними не шел ни в какое сравнение. Возможно, теперь даже удастся избавиться от того свербящего чувства, которое преследовало его с детства, делало не таким, как все. Возможно, у чувства этого было какое-то особенное название, но Клим называл его скукой. Ему было скучно, жизнь если и вспыхивала яркими красками, то очень ненадолго, словно издеваясь над его, Клима, желаниями. А он с упорством, достойным лучшего применения, пер напролом. Иногда обходил препятствия, но чаще крушил их ради коротких мгновений красочного озарения.
На берегу, словно гигантские дохлые рыбины, лежали лодки. Клим насчитал пять штук. Лодочника поблизости он не заметил, поэтому выбрал самую добротную, столкнул в воду, запрыгнул внутрь, пристроил весла в уключинах. Он с детства любил воду и нисколько не боялся утонуть, даже мысли такой не допускал. А сейчас, посреди тихого лесного озера, его вдруг с головой накрыла темная волна страха. Словно бы лодку его подхватил кто-то невидимый, закружил в водовороте. И ведь в самом деле закружил. Чтобы противиться этому невидимому течению, пришлось грести изо всех сил, сцепить зубы и грести, не поддаваясь панике. Да и с чего бы ему паниковать?! Бывал он и в куда более опасных передрягах.
Водяная воронка исчезла так же внезапно, как появилась, Клим еще греб какое-то время по инерции, а потом отпустил весла, огляделся. Вокруг было тихо и спокойно, даже плеск волн едва слышался. Может, почудилось? Может, накатило так же, как там, в лесу? Ведь накатывало иногда, почему бы и не сейчас? Он замер, вглядываясь в свое отражение в воде, стараясь дышать медленно и глубоко, как когда-то учил доктор. Наверное, из-за этой сосредоточенности не сразу заметил, как похожие на волосы водоросли оплетают весло, тянут вниз, под воду. А когда заметил, было уже поздно, весло исчезло, и водоросли вместе с ним. Несмотря на полуденный солнцепек, вдруг сделалось холодно, а всматриваться в воду расхотелось. Клим покрепче ухватился за оставшееся весло, направил лодку к острову. Оборачиваться он не стал, оттого и не заметил, как снова всплывают на поверхность озера белые водоросли, как заплетаются в длинные косы…
Вблизи башня маяка выглядела еще более внушительной, чем издалека. И неприступной. Впрочем, неприступность ее легко проверить. Тяжелую дубовую дверь Клим толкнул без стука, и она поддалась. После яркого солнца внутри царил полумрак, пришлось зажмуриться, чтобы к нему привыкнуть. Пахло затхлостью, свежеструганым деревом, сеном, самогоном и еще бог весть чем. Не так должно пахнуть на настоящем маяке, уж Климу ли не знать. Но человек, построивший и облюбовавший эту удивительную башню, по всей видимости, живет по своим собственным законам. Клим открыл глаза.
– Эй, есть здесь кто живой? – Получилось громко и раскатисто, наверное, из-за живущего в башне эха.
Ответом ему стало мяуканье. В полумраке зажглись два желтых огня, а потом на свет выступила трехцветная кошка. Вот и нашлась хозяйка. Клим погладил кошку по голове – или это она позволила себя погладить, с кошками никогда не знаешь наперед, – осмотрелся. Внутри маяк казался заброшенным, о том, что в нем все-таки кто-то живет, говорила лишь кипа чертежей и набросков, немытая посуда да неубранная постель. Рассмотреть все детально Клим не успел, распахнулась дверь, кошка тут же юркнула под лежак, раздраженно зашипела. На пороге стоял немолодой грузный мужчина, с редкими кудрями вокруг обширной лысины. Он опирался на посох и дышал тяжело, словно бы только что пробежал марафон. На Клима хозяин смотрел настороженно и неприветливо.
– Кто такой? – спросил вместо приветствия. – Если вам нужен господин Пилипейко, так он в замке.
– Август Адамович Берг? – Не таким Клим его себе представлял, да какая уж теперь разница?
– С кем имею честь? – Человек всматривался в него очень внимательно, но при этом не щурился по-стариковски. Да и привыкать к темноте ему, кажется, было не нужно. Видел он не хуже кошки, которая по-прежнему пряталась под лежаком.
– Я Клим. Клим Туманов.
Август Берг тяжело вздохнул, плюхнулся на табурет и принялся стаскивать башмаки.
– Принесла нелегкая, – сказал мрачно. – Зачем явился?
– А уж как я рад вас видеть, дядюшка!
Примерно такой встречи Клим и ожидал, был наслышан от бабки о чудачествах ее непутевого братца. Наверное, поэтому не удивился и не обиделся. Да и с чего обижаться на старого отшельника, давным-давно похоронившего себя в этой глуши? Собственно, в их роду все были с этакой чудинкой, если не сказать хуже. Но погружаться в воспоминания не хотелось. Не сейчас.
– Я не рад. – Дядюшка – или все-таки следует называть его дедом? – снял наконец ботинки, пошевелил пальцами на ногах, снова вздохнул.
– Я так и подумал. – Не дожидаясь приглашения, Клим уселся на единственный свободный табурет. Кошка тут же выбралась из своего укрытия, запрыгнула к нему на колени.
– Не удивился, значит? Это хорошо, потому как разводить родственные церемонии мне недосуг.
– Ваша сестра умерла больше года назад. Вы об этом знали?
– Мы не были с ней особо близки. – Август Берг пожал плечами, почесал живот. – Умерла – земля ей пухом. Ты-то зачем явился?
– Да так, решил навестить по-родственному. – Клим погладил кошку, и она благосклонно мурлыкнула. – Получается, дядюшка, вы единственный мой родственник.
