2
Первое, на что они наткнулись за деревьями, из-под которых их час назад обстреливали, вернее, расстреливали, был труп финского солдата. Его оружие, включая ножи и лыжи, забрали с собой отступившие. Рядом с убитым валялись лыжные палки. Капитан велел группе рассредоточиться и искать лыжню, протянувшуюся за отошедшими финнами. Снег за деревьями был в углублениях, в следах, оставленных переползавшими с места на место вражескими бойцами. Лыжные колеи уходили вглубь леса, описывали петли, вновь возвращались к рубежу, откуда велся огонь.
— Вот это мы возьмем, — старшина наклонился над мертвецом, разрезал ножом ремни его рюкзака, снял рюкзак со спины и быстро стянул с заплечного брезентового мешка белый маскировочный чехол. — Такого у нас нет. Закоченел, а то бы всю маскировку снять не помешало. Грамотная вещь.
— Да ты что говоришь, Зотов! Вражьи вещи хвалишь! — вернулся к нему уже отъехавший было Хромов.
— Правду говорю, товарищ капитан. В наших балахонах ноги могут запутаться, особенно когда по снегу поползешь, да под огнем. А у них куртки отдельно, штаны отдельно, удобно.
— Правду по-разному можно говорить, — капитан госбезопасности значительно посмотрел на старшину.
Второй труп нашел Жох. Склонился над ним.
— А ведь добили, фраерка, — вслух проговорил вор. Вряд ли по-другому можно было объяснить перерезанное горло. А из других повреждений Леонид нашел лишь простреленную ногу. — Сурово обращаются.
Жох расстегнул белую куртку на убитом, запустил руку во внутренний карман и вытащил оттуда медный портсигар, на крышке которого был изображен лев с короной на голове и мечом в лапе, попирающий кривой восточный меч.
[21]
Раскрыл. Резинки прижимали к изнанке крышек еще достаточно финских папирос. Жох сунул трофей в карман.
— Грабишь? Мародерствуешь? — опершись на палки, на Леонида смотрел один из тех, кого отобрал Шепелев, доброволец, как и Жох. Смотрел сквозь прорезь вязанного подшлемника, закрывающего все лицо кроме глаз. Такие подшлемники старшина раздобыл для каждого, но Леонид свой пока не надел.
— Ты базар фильтруй, фраер. И научись отличать жопу от пальца.
— Не пугай. Таких, как ты, я никогда не боялся и всегда ненавидел, — доброволец в подшлемнике повернулся и оттолкнулся палками.
Были где-то и другие трупы, но на них никто наткнуться не успел. Раздался свист. Это звал к себе Попов. Рядовой Попов был одним из тех пятерых, кого отыскал Шепелев среди бойцов и добровольцев. Красноармеец, когда капитан спросил, кто знаком с охотничьим делом, вышел из строя, подошел к капитану и почему-то снял «буденовку».
— Из Дедовичей мы, — сказал он. — Охотимся.
Попов был воплощением кряжистости. Идеально квадратный торс на мощных ногах. К этому добавлялись большая голова и нос картошкой. Теперь «буденовки» на его голове не было, как и на головах других бойцов отряда Шепелева, — старшина у всех поменял их на ушанки.
Первым к Попову, стоявшему одним коленом на лыже, подкатил капитан Шепелев.
— Лыжня, — Попов опустил «трехпалку» в борозду на снегу. — Отсюда шли, — он плавно поднял руку, словно скользя ею по лыжне. — Наклон палок.
— Точно? — спросил Шепелев.
— Так видно ж, — пожал плечами Попов.
И они пошли по лыжной тропе, оставленной отступавшими финнами.
Но прежде чем они отправились, капитан собрал вокруг себя свой отряд и довел порядок движения, кто за кем. Потом Шепелев назвал красноармейца Ильинского.
— Я, — откликнулся тот, в ком Жох признал упрекавшего его в мародерстве добровольца.
— Товарищ Ильинский — лыжник, — сказал командир. — Объясните нам, как правильно ступать на лыжах, чтобы держать темп и меньше уставать. Уложитесь в пять минут.
— Есть.
Ильинский вышел на лыжню, подвигал лыжами, словно пробуя скольжение.
— Товарищи, самое важное — это дыхание. Думайте о дыхании. Если будете сбиваться, заставляйте себя снова задышать правильно. Делайте так. Отталкивайтесь палками попеременно, скользите по лыжне и медленно считайте про себя до четырех — это вдох. На выдохе отталкивайтесь палками одновременно, выдох растягивайте на четыре одновременных отталкивания.
«Смешно слушать человека, говорящего сквозь подшлемник. Он похож на чревовещателя», — подумал Лева. Хотя для него, наверное, важнее, чем для других, было бежать сейчас посторонних мыслей и вслушиваться в объяснения их лыжного инструктора. Он это понимал, как понимал и то, что слушай-не слушай, а ему придется туго. Он физически не крепок и не вынослив. Но Лева верил в верил в то, что сможет заставить себя через «не могу». Как когда-то он учил языки. Уже не было никаких сил, желания никакого уже не было давно, глаза слипались, голова отказывалась работать, а он заставлял ее работать и добивался своего. Или, может быть, зря он ставит знак равенства между усилиями умственными и физическими? А, теперь поздно гадать, напрасно-не напрасно, теперь уже только идти на этих деревянных приспособлениях, при этом правильно дыша.
— Палками пользоваться обязательно, — говорил лыжник Ильинский, — не тащите их за собой, ноги быстро устанут. Показываю.
Ильинский несколько раз проехал по лыжне туда-обратно. Все казалось простым и выполнимым.
Вот после этого отряд Шепелева двинулся в лес. Капитан шел вторым, сразу за красноармейцем Поповым. Тот — охотник, кому как не ему осматривать впередилежащий путь. Третьим, сразу за собой, капитан поставил сержанта Когана. Слабому да еще идти среди замыкающих — это морально тяжело, а только на Левину волю и приходится рассчитывать, из этого исходил командир, да еще из того, что подстегивать Леву будет вид командирской спины перед собой. Четвертым шел лыжник Ильинский, вот его-то впереди ставить было никак нельзя, волей-неволей будет задавать отряду спортивный темп и все быстро выдохнутся. За Ильинским растянулись по лыжне остальные шестеро, замыкал движение старшина Зотов. Замыкающий не менее важен для отряда, чем возглавляющий движение. На нем тылы. На нем те, кто может сойти с лыжни, и ему тогда им помогать, подгонять их, заставлять.
Старшина тащил за собой на веревке санки, небольшой деревянный короб на полозьях из лыж. Санки по типу детских по итогам и опыту первого месяца войны стали в больших количествах сколачивать в тылу и переправлять на фронт. Везла такие и разгромленная колонна. Старшина решил, что одни санки им понадобятся. В конце концов, санки — не человек, можно бросить без жалости, если начнут мешать. Сейчас в коробе лежала «эрпэшка»
[22], а сверху Зотовом была приспособлена запасная пара лыж.
Отряд уходит на задание
