– Тащ командир! – решаюсь я наконец, имея в виду спросить, настоящая ли у нас война тут происходит, но вижу старпома и понимаю, что если спрошу, фактическая ли тревога, то въебёт по самые помидоры, как и обещал. И ведь как назло ни одного синонима к слову «фактически» не приходит в голову из всего Могучего и Великого!
– Чего тебе? – не выдерживает командир скрипа моих мозговых червячно-шатунных передач.
– Э… Вы же сегодня дома были, может телевизор смотрели? Что там в мире делается-то? Какова политическая обстановка?
– Эдуард, я, конечно, очень ценю твоё стремление поддерживать светскую беседу в любой неподходящей для этого обстановке. Но, блядь, ты же видишь, что у меня протяжка ракет началась уже и я ключ с шеи снял, чтоб сеять хаос, панику и массовые разрушения на территории противника! Ну, в конце-то концов! Ста-а-ас! Почему ты офицерам политинформацию не проводишь? Их девственно чистые мозги алчут знаний, как акын новых мелодий!
Последнюю фразу он кричит нашему замполиту.
– Как, б, не провожу, б! Провожу, б, регулярно, б! Они сами не ходят, б!!!
– Стас, а ты плакаты с голыми тётками развешивай в кают-компании, тогда будут сбегаться как миленькие! – это Хафизыч, мастер дельных советов второго класса Российской Федерации.
Ну вроде шутят же, нет? Хотя я этих людей знаю – они всегда, б, шутят, особенно не к месту. Но по выученным командам с ПУРО уже вижу, что ракетная подготовка заканчивается и сейчас всё прояснится. Захотелось срочно пописать. Ну не то чтобы прямо очень и невмоготу, но захотелось, не скрою. Достал блокнот, начал писать стих, чтоб отвлечься, стих получался корявым и с ущербными рифмами, но какая разница теперь? Если сгорит, никто не узнает об этом моём позоре, а если выживем, то исправлю, пока будем скрываться подо льдами.
– Ракетная подготовка окончена, к пуску готов! – докладывает командир БЧ-2.
Командир со старпомом по БУ вставляют свои ключи – красный и жёлтый, – и начинается отсчёт. Я даже встал, честно. Ну, торжественный же момент, согласитесь?
– Чо вскочил-то? – спрашивает Хафизыч.
– Да жопа у него затекла, – отвечает ему старпом, – сидит сутками, как кактус в кадке!
Ну что за люди-то!!!! Ну, вот же он, тот самый момент, когда капелька пафоса была бы вполне себе уместна!
– …три, два, один, пуск! – завершает отсчёт командир БЧ-2, и командир со старпомом по БУ достают свои ключи из пульта, закрывают их крышечками и вешают себе на шеи.
– Тренировка окончена! – объявляет командир. – Матчасть в исходное!
Фу-у-у-ух, ну слава те оссспаде!!! Всё-таки крепкий сон, бесспорно, хорош для организма, но не всегда, хочу я вам сказать. Иногда он может нанести ощутимый удар по вашей нервной системе. Так что дам вам совет: спите чутко и не будьте милитаристами, выступайте за мир во всём мире, потому что третья мировая – это быстро, смертельно и никакой романтики!
Чужие
Сейчас мне потребуется немножко вашего живого воображения. Наверняка же вы чего-то боитесь в жизни: пауков, замкнутых пространств, змей, женщин или инопланетян. Так вот, в определённом моменте этого рассказа я попрошу вас это представить, и мне хотелось бы, чтоб вы это сделали без всяких там условностей. Вот как только я попрошу, вы раз – и представили. Договорились?
Не, я сразу заметил, что с кормой у нас что-то не так. Не то чтобы специально, но вот краем глаза уловил какой-то диссонанс в общей идиллии спокойствия орудий смерти в пункте базирования. А потом ещё, когда докладывал командиру, что за время его отсутствия на борту никаких происшествий не случилось, думал – чего это он мне за спину так пристально смотрит? Что там такого важного происходит, чем мой доклад?
– Слушай, Эдуард, – спрашивает командир после команды «вольно», – а ты в трюмные чего пошёл – по призванию или по незнанию?
– По романтике же.
– На мостике в белой фуражке стоять и трубкой пыхтеть?
– Именно так!
– Тогда твой выбор логичен, чего уж. А женщины? Женщины должны бежать тесной группой вдоль линии прибоя?
– Само собой!
– Ещё логичнее теперь твой выбор. Вот скажи мне, друг-лаперуз, а как у тебя швартовые работают-то?
Не, ну начинается. Привязывают лодку к пирсу, как же ещё? Для меня как для трюмного этих знаний вполне достаточно, но вот как дежурный по кораблю чётко докладываю:
– Ну-у-у. Этсамое. Вот эти вот значит прижимные в середине, в носу и корме на оттяжку стоят при приливе и отливе.
– А сейчас что у нас?
– Отлив.
– Какие швартовые должны быть натянуты? Задаю тебе наводящий, а скорее даже, риторический вопрос.
– В носу которые, – улыбаюсь я во все свои зубы от тёплого ощущения своей гениальности по всему телу.
– А кормовые тогда чего у тебя натянуты и на корме лежат?
А, так вот что мне не понравилось, когда я командира встречать выбегал!
– Не могу знать, тащ командир! Прошу разрешения проверить!
– Ну, пошли, вместе проверим.
Идём на срез пирса, и чувствую, что неровно как-то идём в самом конце.
– Чувствуешь? – спрашивает командир.
– Ага, – говорю, – горизонт завален явно!
Тут нас догоняет Антоныч.
– Тащ командир! Прошу разрешения слиться с морем у вас на глазах!
– Сливайся.
Ну, смотрим стоим с командиром, Антоныч журчит. Не на Антоныча, конечно, а на срез пирса, который явно погружён в воду намного больше, чем ему положено.
– Получается, что теперь не пирс нас держит, а мы его? – спрашивает из-за наших спин Антоныч.
– Получается, надо докладывать в штаб и вызывать рембригаду с бербазы. Тащ командир, хотите, поспорим, что нас заставят делать? Какая там у них рембригада в этой петле Мёбиуса, они уже сами себя скоро украдут.
– А что предлагаешь, Антоныч?
– Так нам в море через неделю. Неделю так постоим, а потом, пока в море будем, он или утонет, или его сделают.
– Не, Антоныч, это неправильно. С одной стороны – правильно, но вообще – нет. Эдуард, беги докладывай дежурному по дивизии.
– И это, – кричит мне в спину Антоныч, – сапоги там подготовь себе с ватником грязным, счас в пирс полезешь-то как пить дать!
– А я, – кричу я уже от рубки, – дежурный по кораблю, мне борт запрещено покидать так-то!
– А мы тебя снимем за какой-нибудь придуманный проступок! Долго, что ли, умеючи? – это уже командир.
– Некоторые дамы говорят, что умеючи – долго.
Ну, это я уже так бурчу изнутри, конечно.
– Тащ капитан первого ранга! – докладываю в телефон дежурному по дивизии. – Обнаружено повреждение целостности пирса номер три на срезе с правого борта!