– Угостите сигареткой! – как бы поздоровался с нами троими Алексей Васильевич.
– Нету, – сказал я, – бросаю курить и курю последнюю, по этой причине.
– Ты же уже бросал курить неделю назад? И две недели назад?
– То тренировочное бросание было и зачётное, а сейчас – фактическое!
– Борисыч? – и рука ладонью вверх разворачивается к Борисычу.
– Сам стрельнул. Пуст, как претензии Северной Кореи на мировое господство!
– На, – и мех протянул сигарету, не в силах наблюдать больше этого унижения старшего офицера. Так-то он добрый был, даже матросам сигареты раздавал, впрочем, как и все остальные, за исключением сами понимаете кого.
Покурили. Алексей Васильевич убежал по срочным делам вниз, а мы ещё остались постоять.
– Как он заебал уже! – не выдержал механик. – Борисыч, сделайте уже с этим что-нибудь! Командир же будущий растёт! Кому, если не механикам, научить его правилам корабельных приличий!
Ох уж эта команда «Сделайте уже с этим что-нибудь!». По своей универсальности и всеобъемлющему смыслу она уступает разве что команде «Ну вы же офицер!» и зачастую используется с ней в дуэте. Владея одной только этой командой, можно некоторое время вполне спокойно управлять кораблём.
«– Падают обороты турбин!
– Механики! Сделайте уже с этим что-нибудь!»
«– Процентное содержание кислорода в пятнадцатом ниже 18 процентов!
– Химики! Сделайте уже с этим что-нибудь!»
«– Слышу ритмичный металлический стук на кормовой надстройке!
– Минёр! Ты, сука, лючок не задраил? Сделай уже с этим что-нибудь!
– Так мы же в подводном положении!
– Да хоть в глубоком космосе! Тишина важнее ещё одного долбоёба на борту!»
Ну вы поняли алгоритм. Тут главное вовремя остановиться и не зацикливаться, а то моряки вас быстренько раскусят – нижние чины команду «сделайте уже с этим что-нибудь!» понимают хорошо, но не любят, когда им её подают случайные люди. Так что если придётся случайно управлять кораблём, то помните об этом.
И вот захожу вечером того же дня я к Борисычу в каюту, а он сидит и иголочкой аккуратненько так потрошит папироску.
– Да ладно? – спрашиваю я Борисыча, правильно ли понимаю, что здесь такое происходит.
– Дурак, что ли? – отвечает мне Борисыч, что неправильно. – Приказание механика выполняю. Ногти есть?
– Нет! – на всякий случай отвечаю я и прячу обе руки за спиной.
Борисыч строгий, хотя зачем его вопросы моей гигиены интересуют, не совсем ясно.
– Показывай! – не отступает Борисыч.
Показываю.
– Ну вот тут можно срезать, что тебе жалко, что ли?
Нет, конечно, чего мне жалко-то? А на бумажке у Борисыча уже лежали миленькими стопочками какие-то волосики (я не стал спрашивать откуда); кучка пыли («Из реакторного отсека», – гордо сказал Борисыч), щепотка, наверное, заварки, какие-то подозрительные семена (а любые семена на подводной лодке подозрительны), тараканьи лапки и серый порошок, который оказался молотым перцем.
Высыпав из папиросы табак, Борисыч аккуратно смешал все стопочки в одну, тщательно перемешал всё спичками и с помощью самодельного шомпола начал забивать обратно в папиросу.
– Ты чё пришёл-то? – спросил Борисыч.
– Ногти тебе принёс же!
– А изначально?
– Точно не помню уже, но теперь точно не уйду, пока не узнаю, чем всё это закончится!
– Конечно же, не уйдёшь! Ты же часть плана, а как часть плана может уйти от создателя плана?
– Метафизика?
– Суровая действительность! Готово!
Борисыч покатал папироску с адской смесью в пальцах, придавая ей вид заводского изделия, и, оглядев получившийся результат, довольно буркнул «эх, прокачу!» себе в усы.
Кого он собрался катать на папиросе, а? Блядь, неужели всё врут по безопасность реакторов на подводных лодках и вон оно как в итоге заканчивается?
– Алексей Василич на борту?
– Ну. Ночует тут сегодня.
– Значит так. Слушай внимательно. Сейчас идёшь по палубе вдоль его каюты и кричишь мне на вторую призывным голосом: «Борисы-ы-ыч! Пошли покурим!» Понял?
– Понял.
– Давай порепетируем, только кричи шёпотом, чтоб пациент раньше времени не услышал.
Репетировали минут десять. Не знаю, что там за требования в театре к призывному голосу в спектаклях, но Борисыч был придирчив даже чересчур, и совсем не с первого раза получилось у меня добавить необходимый уровень призывности в голос. То я переигрывал, то был вял, то вообще, как Буратино, не понимал, что делаю. Но как говаривал наш механик, отсутствие гениальности компенсируется частотой повторений, и в итоге у меня вышло призывно крикнуть так, что Борисыч выставил оценку «Верю!». Как и перед любым сколь-нибудь значимым мероприятием на флоте, мы сначала выпили чаю, и Борисыч объявил время «Ч».
Надев куртку и пилотку, я тихонько поднялся в девятнадцатый отсек, оттуда громко спустился обратно в восьмой и прошёлся по верхней палубе с криком: «Борисы-ы-ыч! Пошли покурим!» А Борисыч в то время регулярно привозил из отпуска папиросы «Запорожцi», и то ли и правда они были так хороши, то ли по сравнению с китайскими, а может и от общей атмосферы суровости и романтизма, но казалось, что табак в те папиросы набивают если и не боги собственноручно, то уж точно какие-то специальные архангелы по их прямому указанию.
Сами представьте: стоишь такой на мостике, напившись чаю или кофе до бульканья внутри. Ночь. Сверху чернота блестит звёздами, снизу чернота плещется морем, швартовые поскрипывают, верхние вахтенные потопывают, шелестят крыльями чайки и остальные животные… Может, ещё ветерок на флагштоках посвистывает. А вы только из сауны, распаренные, как младенцы, и Борисыч достаёт из кармана коробку папирос, раскрывает её широким жестом и молча протягивает, а ты так же молча её берёшь, сминаешь мундштук двумя заломами и у Борисыча же от бензиновой зажигалки прикуриваешь. Не знаю, как вам, а мне вот уже вкусно стало от одних воспоминаний. Понятно, что курить вредно, кто бы спорил, но иногда делать это просто необходимо.
– Ты же бросал курить? – выскакивает тут же из каюты Алексей Василич.
– Ну, бросал.
– Не вышло?
– Да откуда я знаю? Это же процесс, и я его только начал.
А выскакивает он из каюты уже тоже в куртке, то есть автоматически как бы считается, что я и его курить позвал. Снизу топает Борисыч, и мы дружным ручейком семеним на мостик. Ночь, наверху немного моросит, и поэтому остаёмся курить внутри – Борисыч угощает. Прикуриваем.
– Крепкая! – щурится от вонючего дыма Алексей Василич.