Когда самоприватизируемся, вдохновлял мэр, никто не скажет уже, что он себе не хозяин. Сам себе хозяин – это только тот человек, который самоприватизировался.
Мэр так сказал:
– Пора подумать о человеке. Мы больше думаем о колбасе, о хлебе. А ведь “человеческий фактор” – помните? – вот что было написано на наших знаменах.
Но это все, разумеется, общие слова. От него ждали другого. Всех интересовал собственно механизм самоприватизации – будем ли приобретать сами себя бесплатно (а потом, вероятно, платить налог на тело, уже прозванный в газетах “потельным” – в отличие от “подушного” в Англии) или же сразу придется внести всю сумму, и, должно быть, немалую?
Мэр объявил себя противником того и другого.
Бесплатная самоприватизация, по его мнению, не оправдана психологически: обретший себя в собственность не сможет себя как собственность ощутить. Свобода не осознается им как осознанная необходимость. Он не почувствует себя освободившимся.
С другой стороны, требовать от человека единовременной оплаты всего своего существа представляется мэру безнравственным (невыгодным). Многие пожалеют денег и предпочтут несвободу свободе. Насилию же самоприватизироваться никого не заставишь. Это дело исключительно добровольное.
Мэр предложил компромисс. Бесплатной самоприватизации подлежат 60 килограммов живого веса, остальное оплачивается – как излишки – с учетом коэффициента изношенности, устанавливаемого медицинской чрезвычайной комиссией.
Методику расчета мэр проиллюстрировал своим личным примером. Оказывается, весит он в настоящее время 82 килограмма. Значит, 60 килограммов он приобретает бесплатно, а за 22 – платит деньги. Цена одного килограмма живого веса для мужчин его возраста (55 лет) установлена в 500 рублей. Поскольку здоровье мэра не идеальное (здесь он в подробности не вдавался), медицинская чрезвычайная комиссия положила ему коэффициент изношенности, равный 0,6. Таким образом, наш мэр выкупает себя у государства за 22 × 500 × 0,6 = 6 600 рублей. Это, пожалуй, не очень дорого. Выкупив себя, пошутил, мэр, он станет настолько свободным, что сможет уехать куда глаза глядят.
Веским аргументом в пользу этого варианта мэр считает решение продовольственной проблемы. Предполагается, что значительная часть освобождающихся от цепей тоталитаризма заблаговременно освободится от лишнего веса.
Во всем этом есть своя логика. И все же программу радикальной самоприватизации, разработанную в кабинетах мэрии, нельзя считать до конца продуманной. Много неясного.
Как быть, например, с теми, кто, скажем так, чего-то на себе или в себе не имеет (простейший случай: с лысыми и беззубыми)? Могут ли они надеяться на соответствующую компенсацию?
Получат ли компенсацию те из пожелавших самоприватизироваться. кто весит менее 60 килограммов? Похоже, государство платить не намерено. Между тем эти лица, еще не вполне свободные, уже сейчас требуют компенсировать недостаток их живого веса хотя бы мясными консервами. Что же будет, когда они освободятся полностью?
Как быть с детьми? Считать ли их всех освобождающимися по достижении 16 лет или только тех из них, кто родился после апреля 1985 года? Или после августа 1991-го? Распространяется ли на детей статус родителей? Кем вообще рождается человек – теоретический спор в газетах, которому конца не видно, – рабом или свободным? Очень, очень много вопросов.
Наконец, такой: не таит ли в себе опасность социального взрыва совместное общежитие тех. кто хозяин сам себе, и тех. кто сам себе не хозяин? Кстати, последние в большинстве, они консервативно бойкотируют самоприватизацию. Молчаливое большинство, этот вечный недруг всякого радикализма, заметно встревожено. Говорят, те, кто не захочет самоприватизироваться, рискуют попасть на свободный рынок товаров, если их пожелают в один прекрасный день принудительно приватизировать (но, разумеется, с разрешения местных властей) некие сторонние силы. Я ничего не понимаю в этом, но общество, говорят, получит уникальный шанс утолить свой товарный голод.
2. Доказательство делом
Другом не назову, просто старый знакомый, мы работали с ним в одном институте – давно. Нет, не друг, но, когда открыл ему дверь и увидел его в полном здравии (в полном ли здравии? – вот в чем вопрос…), улыбающегося, довольного, и когда спросил он весело: “Узнаешь?” – я настолько за него обрадовался, настолько рад был встрече, что и сам дал волю эмоциям: обнялись мы.
Илья принес зачем-то кастрюлю. Он принес кастрюлю вареных сосисок.
– Извини, если не так. Давай перекусим.
Я тоже к столу достал кое-что. Но на жест мой вопросительный он ответил:
– Не пью.
Я не стал уговаривать. Сосиски ели. Он рассказывал о пережитом. Я слушал. Слушал и все не мог понять, кончились ли его злоключения.
– Не поверишь, я ведь начальником стал.
– Вот как?
– Да. Я заведую пищеблоком.
Оказывается, заведующий пищеблоком – это очень высокая и почетная должность. При назначении будто бы учитывался опыт работы на кафедре.
Мне не понравились его объяснения. Я спросил осторожно:
– Илюша… ты по-прежнему… там?
Он сказал:
– Я к тебе на минутку.
Я понял. И сразу же как-то скис. Радость моя была преждевременной.
– Извини, на минутку. Много дел. Я теперь, поверь, уважаем. Сильные мира сего почитают за благо получить мой совет.
Я молчал.
– Отвечай: в чем оригинальность нашего положения?
Он сам и ответил:
– Наш Сумасшедший Дом, запомни это, отличается от всех иных сумасшедших домов тем, в первую очередь, что в нем обезумело руководство. Особенно главный врач. Главный врач объявил себя Самым Главным Врачом и обещал все вылечить.
– Что – все?
Лучше бы я не спрашивал.
– Ты не знаешь? Все. Все, что его и нас окружает. Людей, зверей, птиц, рыб, насекомых…
– А, – как бы понял я, соглашаясь.
– Но не только. Кроме одушевленных он лечит и неодушевленные предметы, а также, представь себе, отношения. В первую очередь экономические, политические, эротические, плутократические, централистические, гедонистические и характеристические. Также лечит понятия и категории, законы, причины и следствия. Что до законов, то – исторические, логики и государства. Иными словами, он лечит все, что – первое: попадает ему под руку, – второе: приходит ему в голову. Можешь не сомневаться, он сумасшедший.
– Ты в этом уверен? – спросил я неуверенно.
– Абсолютно уверен. Ешь, ешь, не стесняйся. Я еще принесу.
Как-то не елось.
– И главное, – вновь заговорил Илья, – нигде никогда не было ничего подобного. Случай массового безумия в верхнем эшелоне власти! А? Каково? Поверь мне на слово, к нашему Сумасшедшему Дому приковано внимание лучших психиатров Европы, нет, всего мира! Благо сам Самый объявил двери Дома открытыми. От иностранных делегаций отбоя нет. Присылаются наблюдатели. Постоянные. Все хотят наблюдать руководство в естественных для него условиях. О, наш Сумасшедший Дом уже давно стал заповедником, уникальной лабораторией, храмом науки…
