Первый. Ваша правда, они бы опустошили Неаполь…
Второй. Выходит, Сервантес – герой.
Первый. Герой? И мы о том же – герой. Конечно, герой! Турецкий плен, три или четыре побега… Да, герой!.. Тем более, ответьте мне, а как, по-вашему, если он герой, пристало ли герою развенчивать героизм?
Второй. Вы имеете в виду «Дон Кихота»?
Первый. Откуда это зубоскальство? Что за пародия? Кто позволил ему?
Третий. Откуда эти обиды? И на кого?
Первый. На меня!?
Второй. На вас?
Первый. И на вас! Я имею в виду, на всех – на нас, на писателей.
Третий. Эти выпады против литературных ремесленников!..
Первый. Если он герой, почему тогда не напишет героическую поэму на годовщину победы над турками?!
Третий. Сорок лет!
Первый. Да, почему?
Третий. Потому что не может!
Первый. Вот!.. Вот где истина! Вот! Пародию-то каждый сумеет…
Третий. А вы читали его стихи? В самом деле, где они, перлы?.. покажите мне хоть один истинный перл!
Первый. Покажите мне хоть одного поэта, который бы любил Сервантеса! Да нет таких, он всеми презираем!
Первый. Устарел, прошло его время… Отстал. К новейшей поэтической школе он не относится…
Третий. А вы спрашиваете, почему его не взяли на наш корабль!
Второй. Говорят, «Дон Кихот» очень популярен во Франции?…
Третий. Пусть!.. Но что они знают о нас?
Первый. Испания для француза – это белое пятно на карте, почти Африка. Поверьте мне, я знаю французов.
Третий. И у нас читают, но кто?.. Я, положим, читал, и вы читали… но я спрашиваю: кто?.. кто восторгается?
Второй. Я слышал, он еще и комедиограф?..
Первый. Вот именно, слышал. Слышал, да не видел. Лет двадцать назад у него шли какие-то пьесы в Мадриде… Нет, он и сейчас пишет комедии… Их никто не ставит, а он пишет и пишет… Их не ставят, он пишет… Зачем?
Третий. В самом деле, зачем? Ведь не ставят!..
Первый. Ведь есть уже Лопе де Вега!
Второй. Право, мне трудно ответить…
Третий. Нищий!.. бедствует!.. нечем кормить семью!.. Какой сейчас год, сеньоры?.. Какое столетье?… Послушайте, да есть ли сегодня хоть один уважающий себя писатель, который бы не нашел богатого покровителя?
Первый. Да любой гранд так и смотрит по сторонам, нет ли рядом поэта… а то бы сразу взял бы к себе…
Второй. Счастливое время, прекрасное время…
Третий. Положим, и я не считаю себя слишком богатым. Не имею права считать! Ибо, будучи уважающим себя поэтом, я не хочу оскорблять горделивым отказом протянутый мне кошелек. Чувствуешь – нужен? Бери – и пиши. Трудно быть невостребованным.
Второй. Признаться, я когда спросил про Сервантеса, думал, что он уже умер.
Первый. Куда там, живет!
Третий. Все настроение испортил. А такой был закат!..
Первый. Ничего, сеньоры поэты. Мы уже в списке. Из списка не вычеркнешь. Плывем, плывем… Новое время – новые люди!..Клянусь полным собранием своих сочинений, помяните мое слово, друзья, лет через пять этого «Дон Кихота» у нас надежно забудут!..
Третий. И у нас, и во Франции… и везде, где он есть.
Первый. Солнце село. Идемте спать. Все хорошо. Не турок же нам бояться.
Шум волн.
II. Музей обстоятельств
Музей обстоятельств
[2]
Обмануть обстоятельства
«Судьба, судьба» – слово вертится на языке, но впервые по-настоящему я задумался о судьбе четыре года назад, когда выносил из квартиры пятнадцатое ведро штукатурки. У нас рухнул потолок на кухне, покорежив стулья и стол, но никого не убив, потому что, несмотря на час ужина, ни детей, ни жены, вопреки обычаю, за столом не было. Грех жаловаться на судьбу. И вот опять же судьба: живу я в этой старой петербургской квартире с самого своего рождения (мои быстро взрослеющие дети тоже родились здесь), и вообще наша семья проживает в этих стенах уже более семидесяти лет! Моему отцу не было девяти, когда в 1932 он въехал сюда вместе с братом и сестрами и своими родителями, моими дедом и бабушкой. Правда, сейчас мой пожилой отец, инвалид войны, предпочитает большее время проводить в деревне, где, хоть и нет ни магазина, ни почты, ни аптеки, но и потолки все же не падают.
Кстати, об аптеке. Мы живем в бывшей аптеке. До тридцать второго года на месте нашей и соседской квартир была большая аптека, и, как недавно я узнал, называлась она «аптека имени Софьи Перовской». Ленинградские аптеки в конце двадцатых носили имена революционеров. Но если на улице Желябова закономерно находилась аптека им. Желябова, а на улице Слуцкой – аптека им. Слуцкой, не совсем понятно, почему аптека на Фонтанке, рядом с Обуховским мостом, на весьма почтенном расстоянии от улицы Софьи Перовской носила-таки имя этой Софьи Перовской. Не потому ли, что год постройки нашего дома – это год казни знаменитой народоволки – 1881? В том же году, между прочим, скончался Достоевский. Право, мне, обитателю дома вблизи Сенной, было бы понятнее, если бы наша юдоль носила имя Ф. М. Достоевского. Дух Федора Михайловича незримо витает в нашей квартире, как и во многих других петербургских жилищах, – скажем, в начале двадцать первого века для меня, горожанина, ответственного квартиросъемщика, стала актуальной тема топора… Бог даст, о топоре поговорим в другой раз как-нибудь.
Не стало Достоевского, не стало Софьи Перовской, рухнула одна государственность, потом другая, так много событий произошло, столько эпох сменилось, а дом как не знал капитального ремонта, так и не знает. Ветхие балки гниют, прогибаются, пол проваливается, потолок опускается. После исторического обрушения потолка и чудесного спасения нашей семьи жена моя и отец обращались в соответствующие эксплуатационные службы. Письма, комиссии… Ну, это особый сюжет. Не будем касаться. Квартиру официально признали «в аварийном состоянии». Ни приватизации, ни обмену она не подлежит, потому что как бы находится, насколько я могу понять, вне закона. Вне реальности как бы. Потому что все наши законы вне реальности как бы, да и сама законность нашей реальности весьма проблематична. Потолок еще тогда попробовали восстановить посредством косметического ремонта, но через несколько месяцев стало возможным засунуть кулак в обширную, вновь образовавшуюся щель между потолком и стеной. Пол в прихожей опустился примерно на ступеньку лестницы, при этом половицы постоянно раздвигаются, замысловато топорщатся, и мы затыкаем образовавшиеся проемы газетами, чтобы знать, из какой именно дыры покажется очередная крыса (а то иначе охота будет сильно затруднена). Двери я сверху подтесываю тем самым топором, потому что вследствие неравномерного опускания стен косяки перекашиваются, отчего двери заклинивает. Что касается ванной, эксперт порекомендовал не входить в нее без лишней надобности; грех сказать, входим. Правда, перестали наполнять ванну водой. Лет пятнадцать назад (давно это было…) сосед по лестничной площадке провалился вместе с ванной к соседу снизу; урок усвоен.
