— Отлично. До вечера.
Закрыв за ним дверь, я отправилась досыпать. Однако сон не
шел, и очень скоро я поднялась и действительно засела за работу. Большого толку
от этого не было, но я смогла навести порядок в своих записях.
В половине третьего я села в машину и отправилась к
педколледжу. В 15.15 двери здания широко распахнулись и появились студенты, в
основном девушки. Громко разговаривая, они мелкими группами исчезали в
ближайшем переулке, ведущем к троллейбусной остановке. Высокая блондинка с
волосами, собранными в хвост, смешно торчащий из-под вязаной шапочки, и куртке
с капюшоном дошла до угла здания и стала оглядываться. Я посигналила и открыла
дверцу машины. Она бегом припустилась ко мне.
— Вы Алла? — спросила она серьезно, вообще она
производила впечатление исключительно серьезной девушки.
— Да. Садитесь, пожалуйста. — Она села, а я завела
мотор. — В общежитие?
— Если вам не трудно, в областную библиотеку. Мне надо
срочно книжки сдать.
— Конечно, — кивнула я и развернулась на ближайшем
светофоре.
— Что вы хотели узнать? — нетерпеливо спросила
Катя.
— Я журналист. Один раз присутствовала на заседании
“общества”, вроде бы все просто замечательно, но чем большее количество людей я
о нем расспрашиваю, тем чаще мне кажется…
— Что там нечисто? — хмыкнула Катя.
— Возможно, — согласилась я. — У вас такое же
впечатление?
— Возле Всеволода наркоши крутятся. Он их спасает. Уговаривает
завязать и заняться своей душой. Идиотизм, правда? Я понимаю, цели у него
благородные, но наркоманов словом не спасешь, я точно знаю. У меня парень был
наркоман. Это я вам скажу… В общем, я от него еле отвязалась, а потом вдруг
встретила у Всеволода. Прошмыгнул в калитку, я в окно видела. Он меня тоже
видел, но отвернулся, прикинулся, что не узнал. Вот уж кому на все слова
наплевать, так это Сеньке, но и он спасается.
— Вы хотите сказать… — начала я, внезапно почувствовав
себя очень неуютно.
— Ничего я не хочу, — поморщилась Катя. —
Если б было что сказать, сразу пошла бы в милицию. А в “обществе” состоят очень
уважаемые люди, вряд ли кто-то из них… ну, вы понимаете. Просто Всеволод любит
всяких юродивых: наркош, девок психованных. А ваша Ленка Телегина просто дура.
Как-то ни с того ни с сего стала раздеваться. Глаза закатила, пена изо рта и
бормочет “дьявол, дьявол”, совершенная дикость. А Всеволод принялся ее утешать.
И нам потом говорит: “Девочки, мы должны ее поддержать, она слабый человек и нуждается
в помощи”. Не знаю, как он ее поддерживал, но она вообще с катушек съехала.
— Вы думаете, она принимала наркотики?
— Ленка? Нет… не знаю. Да она и так чокнутая,
заговаривалась, точно пьяная…
— Вы знаете, что она покончила с собой? — спросила
я.
— Марина сказала. Если честно, я не удивляюсь. Скорее
всего у нее в мозгах замкнуло. Хотя, конечно, ее все равно жалко. У меня
знакомая покончила с собой, тоже из “общества”. Мы вместе учились, потом Юлька
бросила колледж, ушла из дома, жила с каким-то парнем. Мать ее с милицией от
него забирала. Вот ей Всеволод точно помог. Юлька хотела вернуться в колледж,
спокойная такая стала, с предками отношения наладились. Из “общества”
практически не вылезала. А потом… Чего на нее накатило? Пришла к подруге, и они
вдвоем… У подруги родители в отъезде были, нашли их только через два дня, в
общем, ужас…
— Они оставили какую-нибудь записку?
— Нет. По крайней мере, я ничего об этом не знаю. Да
вы, наверное, помните этот случай, про него все газеты писали. — Теперь я
действительно вспомнила.
— По-моему, по делу проходил какой-то парень? —
спросила я. — Подозревали убийство.
— Точно, бывший Юлькин дружок-наркоман. Но в тюрьму его
не посадили, значит, он ни при чем. История совершенно дикая. Жили люди и вдруг
надумали умереть. И я решила, что мне у Всеволода делать нечего.
— Вы думаете, их смерть как-то связана с “обществом”?
— Не знаю, — поморщилась Катя. — Мне там
разом все опротивело.
— Можно еще вопрос? — спросила я. — Всеволод
Петрович вам чем-то несимпатичен? — Катя закусила губу и уставилась в
окно. Мы подъехали к библиотеке и теперь стояли напротив входа. Я молча ждала,
боясь спугнуть девушку неосторожным словом.
— Он вроде бы хороший человек, — заговорила
она. — Добрый. Слова правильные произносит. Всем хочет помочь. Но… я
думаю, он лицемер. И все эти тетки, что за ним по пятам ходят, тоже лицемерки.
— Для такого утверждения нужно что-то посущественнее
собственных эмоций, — заметила я.
— Знаю. У меня только эмоции. Он меня однажды за руку
взял, мы одни были. Про родителей расспрашивал, как мне живется, а у самого
глазки бегают, ладошка потная… Я сразу поняла, что ему надо. “Катя, я хочу
помочь”, а сам… мне стало так противно, он ведь деду моему ровесник… и не
стыдно… гадость. В общем, я туда ходить завязала.
— А после того как вы перестали там появляться, у вас
не было никаких неприятностей?
— Неприятностей?
Я тут же пожалела, что задала этот вопрос. Девушка
испугалась.
— Нет… Выдумаете…
— Я просто спросила, — как можно мягче сказала
я. — Кстати, я хотела бы встретиться с родителями Юли, вы не могли бы
сообщить их адрес?
— Конечно, только про меня им ничего не
говорите. — Она продиктовала адрес, поблагодарила меня и вышла.
Дверь мне открыла женщина лет сорока, в цветастом халате,
посмотрела с удивлением.
— Извините, вы мама Юли Аксеновой? — начала я.
— Юленька умерла, — торопливо ответила женщина,
вглядываясь в мое лицо.
— Я бы хотела поговорить с вами…
— О чем?
— О Юле. Я журналист из “Вечерки”, меня зовут Алла
Друзина. Можно войти?
— Входите, — пожала плечами женщина. — Только
я не знаю… входите.
Мы прошли в кухню. За столом у окна сидела девочка-подросток
и пила чай.
— Почему вас интересует Юля? — спросила
женщина. — Прошел почти год…
— Видите ли, моя соседка, молодая девушка, умерла на
днях, — покосившись на девочку, сказала я. — Похожий случай. Я пишу о
проблемах молодежи…
