– Стена вовсе не была грязной! – воскликнул я и стукнул кулаком по столу. – Идиот… Ну, конечно, слуги протирают обои под картинами; если бы не стали, поплатились бы местом. Какой же я идиот!
Мистер Пист вытаращил глаза и походил сейчас на свежую креветку. Возможно, опасался, что я вот-вот взорвусь.
– Так стена, о которой идет речь, была чистой?.. – пробормотал он.
– Да, причем в середине месяца.
– Вы в порядке, мистер Уайлд?
– Грейс. Грейс одна из двух горничных со второго этажа. Ну, конечно же! Это все меняет. И если я прав – а я прав, – тогда…
– Вы вроде бы только что говорили, что никто из слуг не замешан.
– Не был замешан. – Я бросил на стол шиллинг, Пист сделал то же самое. – У меня появилась одна совершенно сумасшедшая версия. Скорее всего, я ошибаюсь, а вам сегодня днем не удастся вздремнуть. Но очень хотелось бы, чтобы вы пошли со мной.
И я двинулся в путь, от души надеясь, что он предпочтет поспать где-нибудь в тихом уютном местечке перед очередной сменой.
Напрасные надежды. Этот человек был столь же безумен, как амбарная сова в полнолуние. И мне следовало бы поблагодарить его за эту одержимость.
– Я, знаете ли, всегда был поклонником сумасшедших версий. Ведите, мистер Уайлд, – сказал Пист, и сапоги его с душераздирающим скрипом зашагали по дощатому полу. – Пусть мертвые спят, им просто нечем больше заняться. А преступления будут раскрывать доблестные полицейские из Шестого отделения!
Извозчик высадил нас у дома 102 на Пятой авеню в начале третьего дня. К этому времени небо затянулось серебристо-серой дымкой, напоминающей нутро раковины моллюска, и не нужно было быть семи пядей во лбу или страдать подагрой, чтобы догадаться – скоро пойдет снег. Мы прошли мимо главного входа с унылыми грифонами, поскольку я не хотел встречаться с Миллингтонами. Мне нужен был Тёрли, лакей из Бостона, мой новый приятель, а потому пришлось обойти дом. Пист трусил следом за мной, подняв воротник пальто, – пронизывающий до костей вечер только усиливался.
Окрыленный надеждой, я позвонил в дверь для прислуги. Открыла Элен, горничная с первого этажа. Глаза, тусклые и круглые, как пенни, выражали явное неудовольствие. В том числе и самой собой, как мне показалось.
– Мне нужен Тёрли, Элен. Только тихо, никому ни слова, поняла? Надеюсь, все это скоро кончится.
– Правда, мистер Уайлд? – спросила она.
– Правда.
Она развернулась и унеслась прочь со скоростью зайца. Буквально минуты через полторы, воинственно ощетинив бакенбарды, появился Тёрли.
– Мистер Уайлд, вот неожиданность. – К нему вновь вернулся лондонский акцент; думаю, он просто не хотел рисковать и говорить, как подобает матросу, поскольку ушей вокруг было полно.
– Вот что, Тёрли, – тихо произнес я, – пожалуйста, не придавай значения вопросам, которые я буду задавать. Усёк? Я спрашиваю, ты отвечаешь, а потом забудешь об этом нашем разговоре.
– Можете не сомневаться, уж я-то умею хранить молчание, сэр.
– Премного благодарен. А теперь скажи, этот Джей, парень Грейс, он каждый день ее навещает?
Тёрнер раздраженно сощурился.
– Да, каждый. Приносит какие-то стишки, записки. Да только час назад притащил валентинку. И это средь бела дня, на глазах у меня и экономки… Впрочем, ведет себя вполне респектабельно.
– Ну, разумеется, как же иначе. А Грейс и Эйми отвечают за порядок в комнатах на втором этаже, в том числе и в музыкальной?
– Так, один момент, – резко заметил Тёрли, – у вас определенно сложилось превратное мнение о…
– Когда в последний раз чистили дымоход в комнате для музицирования?
Он впал в ступор.
Ньюйоркцам ненавистна угроза пожара. Особенно с тех пор, когда прошлым июлем выгорела половина центра города. Пожаров здесь боятся, как чумы, и по закону домовладельцы обязаны прочищать дымоходы не реже раза в месяц, за этим должен следить специально назначенный управляющий. Ну а самой прочисткой занимается целое подразделение тощих беспризорников, которые, похоже, стремятся навеки остаться детьми. Потому как лучшей работы в возрасте до двенадцати лет им просто не найти, а к тому времени, когда пискун вырастет и не сможет пролезать в столь узкие пространства, он уже не годится. Многие из них просто умирают на улицах. Трубочисты – это невидимки. Их не замечаешь, как муравьев. И еще трубочистами – Бог им в помощь – работают только цветные ребятишки. А если бы на этом острове появился белый трубочист, я б не отличил его от остальных.
– В домах прочищают каминные трубы или в середине месяца, или в первых числах, – пояснил я и понял по лицам Тёрли и Писта, что до них начало доходить. – Допустим, прочищали дымоход в музыкальной комнате, и в это время Грейс отлучилась, ну, скажем, перемолвиться словечком с Джебом – она бы ничего такого не заподозрила. Да и почему, собственно?.. А потом, когда обнаружила, что миниатюра пропала… Нет смысла говорить вам, как это выглядело в глазах остальных. Черная служанка, черный трубочист; ценная вещица украдена, когда она отлучилась из комнаты.
– Девчонка подняла тревогу, но всем было ясно, что она о чем-то умалчивает, – прошипел Пист.
– Я нашел следы сажи на стене, в том месте, где висела картина. Поначалу подумал – это просто грязь. Глупость с моей стороны. Трубочист коснулся обоев костяшками пальцев, когда снимал картину, и она была такая маленькая, что он мог спокойно спрятать ее под рубашкой или же в сумку с инструментами, – заключил я.
Тёрли потер щеку тыльной стороной ладони. Перчаток на нем не было, и пальцы и лицо покраснели от холода.
– Позови Грейс. Если я прав, есть шанс, что мы сейчас покончим со всей этой ерундой.
Тёрли не спешил выполнять мое поручение. Похоже, не слишком доверял мне и боялся потерять место. Затем скрылся где-то в глубине дома. Мы ждали. Я молча рассматривал вымощенную камнем дорожку, мистер Пист поднял на меня глаза и усмехнулся.
– А что, если вам начать читать лекции о применении здравого смысла в сочетании с божественным вдохновением в работе полиции? – шутливо спросил он.
– Оставьте эти глупости, прошу, – пробормотал я и нетерпеливо начал приплясывать на месте от холода, но на лице против воли расплывалась улыбка.
Шли минуты. И вот наконец появились Тёрли с Грейс, и сердце мое сжалось при виде ее. Тёрли вывел девчонку во двор, бережно держа под руку, а сама она, бедняжка, так и дрожала всем телом, точно травинка на ветру.
Впервые за все время работы в полиции мне удалось кого-то напугать. Наверное, просто благодаря своей медной звезде. Отвратительное ощущение. Точно я пробудил в себе к жизни некое неведомое существо с зазубренными клыками и длинными острыми когтями. Мне хотелось отскрести эту отвратительную маску, хотя бы с помощью пемзы или специального скребка, и вновь оказаться простым невысокого роста парнем с кружкой пива в протянутой руке.
