Неожиданное выступление уважаемого графа заставило собрание потратить еще целых три часа на обсуждение вопроса. При этом, по разъяснении наиболее авторитетных членов совета, собранию стало очевидно, что основная опасность заключается вовсе не в том, о чем говорил граф Рип- пербах. Основным препятствием к осуществлению блестящего плана советника Риппсгейма являлись претензии, заявленные на недра Земли Недоступности Норвежско—Английской угольной компанией и американским угольным синдикатом антрацитового короля Хармона.
— Вот это много серьезнее. В первую голову нам нужно добиться аннулирования именно этих претензий. А большевики… Пфе… я думаю, что они даже не станут настаивать на своих правах. У них слишком мало средств для их реализации. Во всяком случае, это уже дело нашей дипломатии… Да, я так думаю, — уверенно закончил маленький толстый блондин с пушистыми усами. Он брезгливо оттопырил мясистые губы и еще раз пренебрежительно бросил:
— Да, большевики — это несерьезно… пфе.
На этом заседание и кончилось. Члены совета загремели тяжелыми стульями с высокими готическими спинками. Оправляя шелковые лацканы, они затрясли птичьими хвостами фраков к выходу.
7.
ГЕРМАНСКИЙ УГОЛЬ
Шнейдер со стоном повернулся на другой бок. Тонкие ремни больно резали скрученные за спиной руки. В висках молотками стучала кровь от тяжелого угара, стлавшегося по полу из дверей чулана.
Шнейдер с ненавистью оглядел молодого охотника, неподвижно сидящего у дверей При всяком движении офицера охотник настороженно привставал, хватаясь за рукоятку ножа.
За дубовым столом против Шнейдера спокойно сидел Хансен. Он был свободен. Ему была предоставлена возможность общения с Великим. Но Шнейдеру под страхом смерти было воспрещено обращаться к кому бы то ни было. Он с завистью прислушивался к мягкому голосу Хансена, на ломаном русском языке разговаривающего с Великим.
Великий смотрел немигающими глазами на старого путешественника. Временами он поднимал руки и усиленно тер виски.
— Болит… как болит, — медленно говорил он. — Ты первый… да, я хорошо помню: ты первый, кто понял мои слова… кроме Анны… Анна… если бы ты ее знал.
Глаза Великого расширялись и бессмысленно останавливались на лице собеседника. Хансен с трудом выдерживал немигающий взгляд огромных голубых глаз. Он обратил внимание на то, что эти глаза не по возрасту свежи и чисты. Только временами взгляд их делался тяжелым; казалось, что глаза сами темнеют и делаются тусклыми.
Хансен пользовался каждым удобным моментом, чтобы задать один и тот же вопрос:
— Попробуйте припомнить, кто вы?
Великий задумчиво качал головой:
— Я же сказал уже, что я Великий советчик… Я послан сюда Единым Светлым для того, чтобы вывести на большую дорогу живущих здесь пасынков природы… Они сначала думали, что я сумасшедший, это им сказали мои матросы, ха–ха–ха… Но матросы за это дорого заплатили. О, очень дорого… Что вы говорите? Как звали матросов?.. Не знаю… Кажется, это были духи третьего класса… Такие маленькие деревянные щепочки. Иногда их делают еще из кусочков камня. Вы знаете? Подойдите сюда поближе…
Великий впился цепкими пальцами в плечо Хансена.
— Я всем им велел снять головы. Ха–ха–ха, духи — и вдруг без голов. Какие же этю духи!
Великий неуверенно сделал шаг в сторону лежащего на полу немца, но от слабости покачнулся и сел на лавку,
— Я еще не могу ходить… Он лишил меня ног… Но скоро я снова буду крепким и молодым, вы знаете, я это уже нашел.. Послушайте, вы мне открыли уже многое, но я забыл спросить у вас, кто этот вот?
Он кишу л в сторону Шнейдера.
— Это немецкий офицер с воздушного корабля «Граф Цеппелин». Он очень дельный штурман, и нужно сделать так, чтобы его поскорей освободили,
Великий вздрогнул.
— Освободили? Нет, нет! Хватит того, что вы сидите здесь, как равный. Маньца так хотел. Черт с ним, я иногда исполняю желания этой старой песочницы… Но этого освободить нельзя. Разве вы не знаете, что он пришел сюда за углем?.. Скажите мне, кто он?
— Я же сказал вам — немец.
— Немец? Да, да… знакомое слово… очень знакомое слово. Откуда я его знаю?.. Подождите, не перебивайте… Нет, не могу припомнить, но вы не думайте, я знаю это слово. Потом я вспомню и запишу… Посмотрите сюда, вы видите? Это все написал я. Здесь записано все… Нет, нет, не подходите… Я велю вас сейчас же убить, если вы попытаетесь заглянуть в эти тетради. Ах, да, я забыл про этого немца. Да, так вы знаете, зачем он сюда пришел?
— Вы сказали, что за углем, но я не думаю, — спокойно заметил Хансен.
— А я знаю. Именно так.. Да, да, именно так… Они уже приходили. Вот такие же белые и чистые… оттуда… Откуда? Вот видите, вы меня сбили, я забыл, откуда же он пришел… Ну, ладно, это неважно. Так он пришел за углем. А вы знаете, что определяет за это закон? Чей? Как чей? У нас же действуют совсем новые законы. Их создал я. Вот завтра вы увидите. Мы дадим ему так много угля, как он еще никогда не имел, этот немец… Если я буду здоров, потому что я сам хочу это видеть. Это очень интересно. Он будет очень кричать…
Великий метнул страшный взгляд на лежащего офицера. Хансен вздрогнул. Он решил во что бы то ни стало освободить Шнейдера. Власть сумасшедшего, по–видимому, простиралась здесь достаточно далеко, чтобы Шнейдер действительно мог завтра же сделаться жертвой его изуверства.
Но как убедить туземцев в том, что Великий — безумец? Ведь для них безумие и святость — одно и то же.
Хансен решительно взглянул на Великого:
— Вы ошибаетесь. Именно этому немцу не нужен уголь. Я обещаю вам, что он уйдет отсюда сейчас же, не взяв ни одного куска вашего угля, и больше никогда сюда не вернется. Я сам остаюсь у вас заложником вместо него.
Великий хрипло рассмеялся:
— Ему не нужен уголь?.. Вы думаете, что я дурак или безумец? Вот завтра вы увидите сами.
— Он сейчас сам подтвердит вам то, что я сказал, — ответил Хансен и, забыв запрет, обратился к Шнейдеру по- немецки:
— Подтвердите, пожалуйста, Шнейдер, что вы навсегда отказываетесь от каких бы то ни было посягательств на здешний уголь, и скажите, что вы пришли сюда вовсе не за углем.
Шнейдер обрадованно дернулся в своих путах и быстро заговорил.
Охотник, сидевший около него, блеснув клинком, бросился на офицера.
8.
ФРАКИ МЕЖДУНАРОДНЫЕ
— Конференцию международного комитета освобождения полярных христиан считаю открытой. Слово предоставляется представителю его святейшества.
Сверкнув переливами электричества на складках лилового шелка, его высокопреосвященство кардинал ди Маранья, делегат Ватикана, поднялся.
