Когда Хань Шэнли привел на рынок Лю Юэцзиня и они подошли к утиной лавке, Брат Цао, расположившись в своем кресле, с лупой в руках читал газету. Прочитав строчку, он промокал салфеткой слезившиеся глаза. Рядом в углу мальчик-крепыш пытался забить утку. Сразу было видно, что он в этом деле новичок и устроился на работу недавно. Отвернувшись от своей жертвы, он ударил по ней ножом так, что из ее шеи фонтаном хлынула кровь. Утка затрепыхалась, и в результате струя крови вместо тазика на полу, описав вираж, брызнула прямо на стену. Крепыш стушевался и попытался схватить утку за голову; на этот раз кровь опрыскала газету брата Цао, заодно замарав ему руку. Тут же в лавке находился лысый Цуй. Он смотрел телевизор, где по подиуму прохаживались модели в мини-юбках. Оторвавшись от экрана, он подошел к новичку и пнул его.
– Твою мать, ну теперь-то ты понял? Куда ты рыпаешься выходить на улицу, если даже утку боишься зарезать?
Брат Цао сохранял невозмутимость. Отложив газету он салфеткой вытер руку и приструнил лысого:
– А может, это и неплохо, если он побыстрее окажется в деле.
Он ласково обратился к крепышу:
– Скажи-ка мне, Хунлян, кто ходит по улицам?
Крепыш, которого звали Хунляном, подумав, ответил:
– Люди.
Брат Цао вздохнул и стал его поучать:
– Это тебе мама так говорила, а вот я говорю, что на улицах сплошь одни волки.
Лысый, сплюнув в сторону Хунляна, устрашающе заметил:
– Выйдешь за порог, и съедят тебя сразу!
Хунлян, не смея возразить, снова запустил руку в корзину и вытащил еще одну утку. Та неистово заверещала. Хань Шэнли, который так и стоял, держась за косяк, окликнул хозяина:
– Брат Цао, дело есть.
Брат Цао не мог разглядеть гостя; похоже, с Хань Шэнли он был не очень знаком, голоса его он не узнал, поэтому, повернувшись к двери, спросил:
– Кто это?
– Шэнли, Шэнли из Хэнани.
Брат Цао, похоже, что-то вспомнил:
– Так это Шэнли пожаловал!
– Брат Цао, я вот что тебе скажу: у моего родственника в районе Храма облака милосердия украли сумку. Думаю, это сделали твои люди.
Похоже, брата Цао такое заявление покоробило. Нахмурив брови, он парировал:
– Что это еще за «мои люди»? Мы все тут земляки, все знакомы.
С этими словами он взял другую газету и, приложив к ней лупу, снова погрузился в чтение, забыв про гостей. Хань Шэнли и Лю Юэцзинь несколько стушевались. На полу барахталось уже несколько забитых уток. Лысый подобрал их и забросил в обработочный барабан, из которого уже валил пар; потом нажал на кнопку, и машина заработала. После этого лысый Цуй похлопал рука об руку и подошел к дверям:
– И сколько в сумке было денег?
– Четыре тысячи сто юаней, братец Цуй.
Стоявший за спиной у Хань Шэнли Лю Юэцзинь тоже решил встрять в разговор:
– Братец Цуй, мне даже не деньги нужны: в сумке лежала важная бумага.
Тут же он поспешил добавить:
– У того вора на лице родимое пятно.
Не обратив внимания на это замечание, лысый Цуй лениво протянул:
– Надобно тысячу оставить в задаток.
Хань Шэнли глянул на Лю Юэцзиня: тот стоял дурак дураком. Откуда он мог знать, что с него как с пострадавшего за возврат сумки начнут требовать деньги? Однако сообразив, что таковы здешние правила, он больше не осмелился задавать вопросов, а вместо этого быстренько вывернул свои карманы. Но откуда там было взяться крупным бумажкам – так, мелочевка по пять-десять юаней. В итоге он наскреб чуть больше ста юаней. Лысый Цуй нахмурился:
– Ты вообще как, всерьез хочешь найти свою сумку или не очень?
– Братец Цуй, у меня при себе только это, я могу сбегать и принести еще.
В это время брат Цао оторвался от газеты и, посмотрев в сторону гостей, вроде как хотел что-то сказать, но тут в клетке над его головой послышалось шубуршание, и проснувшаяся птичка отчетливо произнесла: «Всем нелегко». Брат Цао одобрительно кивнул: «Метко сказано». Тогда лысый Цуй взял имевшиеся деньги и снова уставился в телевизор. Лю Юэцзинь, спохватившись, стал благодарить то ли птичку, то ли брата Цао: «Спасибо-спасибо, спасибо-спасибо».
Глава 12. Цюй Ли
Янь Гэ нашел-таки Цюй Ли. Убежав из дома, она не поехала ни в Шанхай, ни куда-то еще, а осталась в Пекине. На самом деле Янь Гэ об этом знал. И если бы он хотел, то уже давно бы ее нашел. Но поскольку искал он ее для виду, то все еще притворялся, что пребывает в поисках. Янь Гэ знал о местонахождении Цюй Ли вовсе не потому, что изучил все ее уловки, а потому, что водителя Цюй Ли подкупил водитель Янь Гэ. Точнее, его не то чтобы подкупили, он просто был под контролем. Иначе говоря, водитель Цюй Ли был шпионом Янь Гэ.
Водителя Цюй Ли звали Лао Вэнь. Этот Лао Вэнь в свое время был шефом водителя Янь Гэ, Сяо Бая. Когда Лао Вэнь еще работал водителем грузовика на пекинском станкостроительном заводе, Сяо Бай был его помощником. Позже именно Лао Вэнь порекомендовал Янь Гэ взять Сяо Бая на работу. У Янь Гэ тогда в южном пригороде Пекина появился свой ипподром, поэтому Сяо Бай устроился к Янь Гэ не в качестве водителя, а в качестве конюха. А станкостроительный завод к тому времени вообще закрыли. Зарплата на ипподроме была намного выше, да и сама работа с лошадьми оказалась Сяо Баю по душе. Три года назад, как раз на праздник «Двойной пятерки»
[19], Янь Гэ откушал традиционные в этот день цзунцзы
[20] и вместе с приятелями отправился на ипподром покататься на лошадях. У Янь Гэ была лошадка из породы голландских скакунов по кличке Стеффи. Эта лошадь отличалась покладистым характером; катаясь на ней, Янь Гэ испытывал истинное удовольствие. Лошадь звонко отбивала заданный ритм; следуя желаниям хозяина, она скакала то быстро, то спокойно, моментально реагируя на любые его прихоти. Такое безмолвное взаимопонимание напоминало Янь Гэ поведение некоторых любовниц в постели. И, надо отметить, нечасто встретишь такую лошадку или женщину. В тот день Янь Гэ немного выпил и теперь прогулочным шагом нарезал по стадиону круги на своей Стеффи. Остальные его приятели тоже разобрали лошадей и ехали рядом. Держась вместе, они просто болтали обо всем на свете. Там же в южном пригороде стоял военный аэродром, где частенько проводились учения. В тот день в небо тоже взлетело несколько самолетов. Они, как всегда отрабатывали свою технику пилотажа, поэтому никто на это не обращал никакого внимания. Но вдруг один из самолетов во время пике слишком сильно приблизился к ипподрому, за ним красным хвостом тянулся след от горючего. От мощного рева самолета вся трава пригнулась к земле. Народ перепугался, а вот лошади на это никак не отреагировали, одна только Стеффи заволновалась. Ее испугал не столько вираж, сколько красный хвост от самолета. В этом, конечно же, была вина Янь Гэ. У всех других лошадей на глазах были шоры, а Стеффи оказалась сегодня без них, потому как Янь Гэ считал ее покладистой. А тут так некстати начались эти учения. Волнение Стеффи переросло в какое-то безумие, она, как сумасшедшая, стала носиться по всему стадиону, норовя кого-нибудь или что-нибудь сбить. Приятели Янь Гэ, видя такое дело, кто остановился, кто слез со своих лошадей и повел в конюшню. Местным инструкторам раньше не приходилось сталкиваться с такими проблемами, поэтому, застигнутые врасплох, они растерянно топтались на месте. И только новичок Сяо Бай, который в этот момент резал в конюшне солому, выбежал на шум и схватил Стеффи за вожжи. Та неслась, как оголтелая; Сяо Бай расстелился по земле, но вожжи не отпускал, так и тащился на бешеной скорости за Стеффи. И только когда последовал гулкий удар, и Сяо Бай врезался в дерево, сломав четыре ребра, Стеффи наконец остановилась. Сяо Бай провалялся в больнице три месяца. После выписки на ипподром он уже не вернулся, а стал работать у Янь Гэ водителем.
