«Берёза, ольха, – подумала Янка, – все они там какие-то деревянные в этом отделении».
– Щас подъедут. А вы, гражданин, приготовьте документики, поедете с нами, напишете заявление, что сломано, сколько стоит. Гражданин? Эй, гражданин?
Милиционер ошалелым взглядом обвёл окрестности.
– Ну, дела, – он сдвинул фуражку на затылок и вытер внезапно вспотевший лоб. – Вась, куда он делся? Только что же здесь стоял?
Вася пожал погонами. Его взгляд был столь же непонимающий, но совершенно не взволнованный. Его дело маленькое, пусть старший по званию разбирается, кто куда делся. А Нестор стоял в двух шагах от них. Он улыбался Янке. И кивнул ей, когда подъехала патрульная машина. Так же, как кивал, садясь на бейсбольную биту, чтобы улететь.
Янка смотрела на него, сжав губы. Когда Нестор наклонялся и шептал, пугая, что заберёт родителей, Янка заметила краешек бумажки, торчащий у него из нагрудного кармана. Сама не зная, зачем, она незаметно её вытащила, и сейчас прятала в кулаке.
* * *
– Имя, фамилия, отчество? – спрашивал у Янки уже другой милиционер в районном отделении милиции.
Пока везли, она решала: если кто-то из одноклассников увидит её в милицейской машине, это стыдно, что её арестовали, или круто? Решила, что круто: никого из класса в милицию ещё не забирали. Будет что рассказать потом, когда всё наладится.
А вдруг не наладится?
Ну, тогда попросит Эмму отправить её вместе с гномами. Те звали жить к себе, ещё когда думали, что она простая квартирная фея. Вот и поживёт. В фейской квартире жила, в лесу тоже не пропадёт. С великанами, опять же, познакомится, Толстый обещал. Ой, всего день, как ушла из дома, а кажется, прошёл целый месяц.
– Девочка, ты меня слышишь? – постучал ручкой по столу милиционер. – Как тебя зовут?
– Яна, – ответила Янка.
– Яна, – записал милиционер. – Фамилия?
Янка помотала головой.
– Что, – оторвался от бумажки милиционер, – не помнишь?
Янка закивала.
– Адрес места жительства тоже не помнишь?
Янка закивала.
– Ты хоть местная, из Москвы?
Янка пожала плечами.
– Свалились вы на мою голову, – милиционер с размаху бросил ручку на стол. – Понаехали, едрёна вошь! Ну что вам тут, мёдом намазано, в Москве, а? Ты хоть куда сбегала-то, в Африку?
Янка округлила глаза. Такой вариант ей в голову не приходил.
– Один в Африку бежит, – продолжил монолог милиционер, – другой к бабушке в Астрахань. А мне со всеми разбираться. Родители-то пьют? – сочувственно глянул он.
Янка кивнула. Конечно, пьют. И она пьёт. Не верблюды же, чтобы не пить.
– Да, – вздохнул милиционер, – обычная история. Ладно, оформлю тебя только по имени, если домой не хочешь. В камеру тебя нельзя, ты малолетка, посидишь, вон, в кабинете у следователей, там пока ремонт, нет никого. Приедет завтра инспектор по делам несовершеннолетних, заберёт в детский приёмник. Не вспомнишь, где живёшь, отправишься в детский дом, да. Ладно, – милиционер хлопнул ладонями по столу. – Пора. А, чуть не забыл, есть хочешь?
Он выдвинул из стола ящик, достал пакет, развернул, вытащил два бутерброда.
– Так, с салом не пойдёт. С колбасой будешь?
Янка хотела отказаться: нельзя брать еду у незнакомых людей, но при виде бутерброда рот её наполнился слюной. Она не ела с самого утра, а уже стемнело.
– Да, – пискнула Янка, – буду. Спасибо.
– Ну и хорошо.
Милиционер подцепил пальцами колбасу, вытащил из-под неё нарезанный кружочками лук. Кинул себе в рот.
– Это тебе ни к чему, – вытер он пальцы о бланк протокола, – у самого дети, знаю. Держи.
– Зайцев! – закричал он. – Зайцев! Отведи её, как там она, – он глянул в бумажку, – а, Яна. Отведи в кабинет к следакам, который на ремонте. Да не тот, а тот, где диван стоит. И купи ей по дороге бутылку воду в автомате. Вот, держи, – он протянул купюру.
На том диване Янка и устроилась спать. Первая ночь в тюрьме. Ну, не совсем в тюрьме, но в милиции. И она взаправду арестованная.
Янка съела бутерброд, запила простой водой, и легла, подсунув под голову засаленную диванную подушку. Занавесок на окнах не было, сняли из-за ремонта, и по потолку непрерывно полз свет фар проезжавших машин. Янка уснула, чувствуя себя очень повзрослевшей. Бумажка, вытащенная из кармана Нестора, лежала на столе.
* * *
Разбудило Янку солнце, совсем рано, его лучи ворвались в незанавешенное окно и устроили толкучку у неё на лице. Янка отвернулась, чтобы поспасть ещё чуточку. Помешал какой-то тихий скрежет в замке. В замке? Янка вскочила. На неё ведром воды вылились воспоминания. Она вспомнила и Клавдию, и полёт над городом, и Сокольники, и то, что она в тюрьме. Ну, то есть, в милиции, разница небольшая. Вот сейчас дверь откроют, и её поведут в детский дом, как обещали. Нет, сначала в какой-то детский приёмник. Из всех приёмников Янка знала только радиоприёмник, и ей представилось, что в детском приёмнике дети непрерывно поют песни и рассказывают новости, детские, конечно. Что-то долго они открывают. Ключ, что ли, не подходит? Замок щёлкнул. Янка ждала, что дверь распахнётся, но она медленно приотворилась с тонким скрипом. В щель просунулся…
– Профессор!
Янка подскочила к гному, вдёрнула его в комнату.
– Профессор!
– Тихо, тсс! Идите все сюда.
Дверь открылась чуть шире, и внутрь на цыпочках прошмыгнули остальные гномы.
– Как вы меня нашли? – принялась расспрашивать Янка, после того как все наобнимались.
– Ты же сама позвонила, – удивился Толстый. – Мы этих бросили, за которыми следили, и все в Сокольники. Всё как ты сказала. Взяли такси…
– Толстый, это не такси, – перебила его Белочка.
– Ну а чего не такси, жёлтое же.
– Я тебе сейчас врежу, у тебя будет жёлтый синяк, через две недели.
– А что случилось-то? – поинтересовалась Янка, ещё не поняв, улыбаться ей или хмуриться.
– А Толстый на автобусе приехал. Длинном таком. – Малыш показал руками длину автобуса. – Представляешь? Он в переднюю дверь зашёл, невидимый, водителю монетку дал, вези, говорит, в Сокольники. Мы давно там стоим, ждём, тут он подъезжает, – Малыш ткнул Толстого в живот. – Полный автобус пассажиров, у всех глаза вот такие, – Малыш сложил большие и указательные пальцы кольцами и приложил к глазам. – Никто не понимает, где оказался, Толстый выходит из автобуса, и так ручкой машет: езжай дальше.
– У-у!
Малыш показал Толстому кулак.
– Да, а что я, знаю, какое тут такси, какое не такси? Вижу, люди едут, и я поехал тоже. Что орать-то сразу?
