– Идите туда, – махнул рукой Профессор, – а за этим я прослежу.
На этот раз время на прощание не тратили. Гномы снова разделились.
* * *
Янка, Белочка и Толстый шли по Кузнецкому мосту за мужчиной в сером шерстяном пальто с кожаным портфелем в руке. Золотом пахло из портфеля. Запах прямо капал оттуда, как растаявшее мороженное. Толстый уже примеривался портфель незаметно открыть, когда со стороны Бульварного кольца потянуло мёдом и чёрным перцем.
– Ну, всё, – вздохнул Толстый, – моя очередь, бегите, я тут один управлюсь.
И он продолжил слежку, старательно прячась за тонкими столбиками, держащими знаки «Остановка запрещена».
– Эх, заметит его этот дядька… – расстроилась Янка, глядя на такую маскировку.
Прохожие поглядывали на Толстого с недоумением.
– Заметит, этому дядьке хуже будет, – успокоила её Белочка, знавшая Толстого лучше.
Взявшись за руки, Янка и Белочка быстро пошли по Рождественке. Через Трубную площадь вышли на Неглинную. Золотом пахло от шикарной тётеньки в бежевом плаще и тёмных очках со стразами на пол-лица.
– Бежим, она в машину садится, – дёрнула Белочку Янка.
Тётенька квакнула «сигналкой» подходя к большому чёрному внедорожнику.
– А-яй, как же мы за ней угонимся? – забеспокоилась Белочка. – Она же в эту свою телегу страшную сейчас сядет.
– Да никак не угонимся. – Янка тут же придумала, что делать. – Надо в машину к ней залезть.
Они посмотрели друг на друга и хором выдохнули:
– Давай я!
Секунду помолчали, глядя глаза в глаза.
– Ладно, я, – Белочка отвела взгляд, проиграв гляделки.
– Да. А я тут покручусь. Звони обязательно.
– Ладно.
Белочка пошла к машине.
Вдруг Янку бросило в жар.
– Стой! – шёпотом крикнула она. – Стой, ты же видимая!
Белочка побледнела.
– Ой! Сейчас…
Она остановилась, замерла, закрыв лицо ладонями. Через пару секунд убрала руки и прыгнула перед каким-то прохожим, скорчив страшную рожу. Прохожий вздрогнул и боком-боком Белочку обошёл. Янка помотала головой: не вышло. Белочка ещё раз замерла. И снова выскочила перед двумя парнями.
Когда Белочка, сбитая с ног, поднималась с асфальта, потирая ушибленную попу, Янка показала ей два больших пальца: молодец, теперь получилось.
Женщина с мёдом и перцем как раз отрыла заднюю дверцу машины, складывая на сиденье пакеты из магазинов. Янка подтолкнула Белочку в спину, и та успела заскочить, когда пахнущая золотом поднимала очередной пакет.
Через пару минут внедорожник уехал. Внезапно Янка побледнела от страха, как только что бледнела Белочка. Они же не проверили, человек эта женщина, или нет? А если ведьма? А если фея? Посмотрит в заднее зеркало, а ей оттуда Белочка улыбается. И все, пропала Белка, даже позвонить не успеет. Янка посмотрела на телефон. Он молчал, но это ничего не значило. Посмотрела вслед машине. Она уже затерялась в потоке.
Янка осталась одна.
Тяжело вздохнула и пошла по Бульварам, искать запах золота.
* * *
Шла, смотрела по сторонам, и думала. Думала о том, что она первый раз в Москве, в центре, без родителей. Хорошо, что почти по всем этим улицам она с ними ходила или ездила, и представляет, где находится. Думала: а вдруг гномы ей почудились? Не было никаких гномов, и она сейчас не на Страстном бульваре, а дома. Спит. Ну, как тогда, с фейской квартирой. Она заснула в цветочном горшке, а проснулась уже дома. Может, и сейчас лечь под кустик? Янка с сомнением посмотрела на чахлую грязную растительность. Нет уж, спасибо. Тут если заснёшь, вообще не проснёшься.
Вдруг она остановилась. Ой! А если приснилось всё наоборот? Приснилась Москва, и сейчас всё вокруг снится, а на самом деле спит она в своём домике с красной картонной крышей, стоящем на паркете, и зовут её Зубная фея? Стоп-стоп, тогда и гномы здесь ей приснились. Но она же с ними там, в фейской квартире и познакомилась. Мама, она запуталась.
Янка сильно укусила себя за мизинец. Больно. Значит, не спит.
Рядом газанул на светофоре старенький «жигулёнок», выкашляв из своих проржавевших внутренностей чёрное вонючее облако. Янка два раза чихнула, вытерла сопли рукавом: всё равно никто не видит. И прочищенным носом почувствовала, что она уже не одна. Она наедине со слабеньким-слабеньким запахом. Янка полетела за ним, как самолёт, носом вперёд. Но запах обманывал её. То прятался за дерево. То, что гораздо хуже, залетал в киоск с шаурмой. А там могли укрыться все запахи Ближнего востока, если бы их разыскивала полиция. А ещё запах цеплялся к прохожим. Оборачивался вокруг рукавов. Залазил под воротник. Искал, где погуще набрызгано духами. И Янке приходилось обнюхивать всех встречных, а они отталкивали её, принимая за сумасшедшую, вообразившую себя собакой. Наконец, на Пушкинской площади запах сжалился над Янкой. Он собрался, стал упругим и толстым, как резиновый шнур, на котором прыгают с мостов. Янка за него ухватилась, и он как будто сам подтащил её к тощему типу в джинсовой куртке. От него так пахло мёдом и перцем, что этот запах следовало называть вонью.
Янка уже привыкла, что слежка давалась им без труда. Она шла за джинсовой курткой, тихонько насвистывая. Вдруг золотоноситель остановился. Так резко, что она чуть не ткнулась нюхающим носом ему в спину. Он начал медленно поворачиваться. Прятаться негде. Янка от растерянности даже не догадалась отвести глаза, отвернуться, сделать вид, что просто так здесь стоит. Так и смотрела, испуганно, пока их взгляды не встретились. Он её видел, сомнений не было. На узком худом лице с редкими усиками под длинным носом появилась улыбка. Но не радостная. Нехорошая какая-то. Мужчина оглядел Янку с головы до ног, хмыкнул, развернулся и пошёл дальше.
Янка выдохнула и отправилась за ним. Больше ей просто ничего не оставалось. Он спустился в пешеходный переход, вышел, снова спустился, вышел с другой стороны площади. Покрутился перед кинотеатром, свернул на Тверскую. Через квартал повернул на какую-то улочку, Янка не успела прочитать название. Прошёл дворами, снова на Тверскую.
Да он же следы запутывает, догадалась Янка. Точно, он ещё иногда оглядывался, так же противно улыбаясь. Тип в джинсовой куртке снова углубился во дворы. И так глубоко углубился, что Янка перестала понимать, где они находятся. А находились здесь только они, последний прохожий остался за поворотом. Шаги мужчины гулко молотились об стены. Янка в кроссовках старалась спешить неслышно, но всё равно под ногами потрескивали мелкие камешки и песок. Снова взгляд через плечо. Янка давно перестала прикидываться, что идёт за ним просто так, как будто им в одну сторону. Она запыхалась и только старалась не отстать. Можно, конечно, остановиться, а потом пойти по запаху, чтобы он её не видел. Но Янка боялась, что джинсовая куртка скроется в какой-нибудь двери, за какими-нибудь воротами, или за шлагбаумами с охраной, которых здесь хватало.