Но её спина не успела коснуться паркета. На Янку набросились белая тень. Она двигалась в разы быстрее игрушек. Она схватила Янку и поволокла в темноту.
Янка понимала, что кричать нельзя, лучше от этого не станет, и тихо поскуливала на каждом повороте. Её волокли лицом вверх, крепко взяв под крылья. Ноги внутри лап волочились по полу, клюв цеплялся за щели между паркетинами. Поворачивая голову, Янка могла видеть белую фигуру непонятной формы.
«Наверное, это особо злобная игрушка, умеющая быстро бегать, – подумала она. – Перехватила добычу у медленных».
Сверху надвинулось что-то тёмное. Это они забежали за шкаф. Белый монстр, едва видимый в темноте, бросил её на пол. Но рвать на клочки, или перегрызать горло не стал. Он рухнул рядом. Белая тварь рычала. Нет, не рычала: хрипела, хрипло дышала. Как будто у неё два горла. Монстр поднял одну из лап. Янка напряглась. Монстр оторвал себе голову.
«Оригинально», – подумала Янка.
И даже не оторвал, а сорвал с головы белую шкуру. Тёмный череп угадывался на фоне светлых обоев.
– Я сейчас сдохну, – прохрипел череп чудовища.
Что? Неужели это…
– Машка? – воскликнула Янка, боясь ошибиться.
– Гымы.
Машка утвердительно кивнула черепом. То есть, своей головой. Она запыхалась так, что говорить не могла.
– А? – Янка повернула голову в сторону хрипящего белого кома.
– Гымы.
Машка ещё раз кивнула.
– А?
– Я это, – с трудом сказал из-под белой шкуры Степан.
На какой-то миг Янка подумала, что Машка со Степаном и есть самые главные ночные монстры, днём срывающие свою злодейскую сущность в облике её друзей. И рвать на клочки её сегодня ночью всё-таки будут.
– Вы? – Янка не знала, что спросить.
– Мы, – подтвердила Машка, – за тобой.
– За мной? – слегка испугалась Янка.
– Ага. Следили.
Машка с трудом дышала, говорить предложениями длиннее одного слова у неё не получалось.
– Фу-ух, – Степан стянул шкуру с головы и вытер ею лицо. – До чего ж страшно-то. И я, фуух, не боюсь в этом признаться. Никогда так не боялся.
Он с кряхтеньем встал на колени, скомкал шкуру и бросил на пол.
– Простыня, – объяснил Степан. – Мне твой приятель из подъезда рассказал, что ты пойдёшь сегодня ночью. Ну и мы с Машкой тоже решили. То есть, мы раньше решили, но не знали, когда.
– Ох, думали, не успеем, – простонала Машка, лёжа на спине и сгибая ноги в коленях. – У меня мышцы болят.
– У всех болят, – успокоил её Степан.
– А что же вы мне не сказали?
Янка ёрзала внутри пингвина, соображая, как из него вылезти.
– А ты бы согласилась, чтобы мы все вместе пошли?
– Ну… Нет.
– Ну, вот и потому и не сказали.
Янка помолчала.
– Это получается, вы меня спасли? – наконец, сказала она.
– Да, ерунда, – судя по движению воздуха, Степан махнул рукой.
– Спасибо.
Янка попыталась нащупать руку Степана, чтобы её пожать, но рука была в крыле.
– А вы мне ещё не поможете? – сказала она после ещё одной паузы. Янка почему-то стеснялась об этом попросить.
– Чего?
– Ну, вот из этого вылезти.
Руки наружу Янка высунуть смогла. За них Степан с Машкой и ухватились. Ногами они упёрлись в ворот пингвиньего костюма, потянули. Янка, извиваясь как червяк, выползла наружу. От неё даже пар поднимался, так она вспотела в пингвиньих внутренностях.
* * *
– Ну вот, мы же не могли с тобой рядом идти. – Машка открыла рюкзачок, сшитый из носового платка, с лямками из шнурков от ботинок, вытащила пакетик с крошками от печенья и угощала на ощупь. – У тебя же демьянов костюм, в нём с этими ходячими хоть обнимайся. – Янка хмыкнула. – А мы, вот, простыней накрылись.
Машка показала на белый комок рукой, но в темноте её жеста никто не увидел.
– И кого же вы, боюсь спросить, изображали в этой простыне? Привидение с четырьмя ножками?
– Ну, мы, – замялся Степан, – мы…
– Ну, кого? Передвижную кучку сахара?
– Медведя белого мы изображали, – призналась Машка.
– Медведя? Белого?
Янка удивилась так, что растерялась перед тем, как рассмеяться. Она представила себе Машку со Степаном под простыней, с надписью: «Я белый мишка» на боку.
– Ой, не могу! А вы всех предупредили, что это белый медведь? А то никто не догадался! Предупреждать же надо!
Янка смеялась, затыкая себе рот ладонями.
Через секунду начала хихикать Машка. Степан трясся. Он хохотал, запихивая хохот внутрь, чтобы не услышали. Испуг выходил из них смехом.
– Ну вот, – Машка с трудом успокоилась и продолжила рассказывать, – мы не в толпе шли, а так, за заборами. А когда у тебя башка отвалилась, мы побежали. И вообще тебе к фее-крёстной надо пойти, – продолжила она без всякой связи с предыдущей историей.
– К кому? – удивилась Янка.
– Да не надо ей, – влез Степан.
– Надо, – повысила голос Машка.
– Да чушь это про фею, – ещё громче прошептал Степан.
– Ничего не чушь! – уже никак не шептала Машка.
– Тихо, тихо, – Янка нащупала в темноте руки спорщиков. – Тьщщ. Что ещё за фея?
– Фея-крёстная. Бывшая. Она в лесу живёт, – объяснила Машка.
– Под столом, что ли?
Под стол Янка не залетала, но видела лес, когда проснулась на подоконнике.
– Машка, ну перестань!
– Степан, дай Машке рассказать, – одёрнула его Янка.
Он, невидимый, что-то буркнул в темноте.
– Понимаешь, – шептала Машка, – фея-крёстная отвечала за детей. Ну, так, в целом. Она главная по детям была.
– Новорождённым желания желала? Чтобы красивыми стали, или умными?
У Янки были готовые преставления о функционале фей-крёстных, фоном к которым была гигантская тыква.
– Может и желала. Мы все желаем, чтобы ребёнок у больших хороший был, нам же потом проще, но не в этом дело. Нет, она за детьми присматривала. Ну, успокоиться помогала, когда расшалятся. Чтобы пальцы в розетку не совали. Она самая старая тут, в квартире. Феи советоваться к ней ходили, если что. Уважали, в общем. Вот. А когда Клавдия объявила себя королевой, она Клавдию не признала. Говорила: выскочка, корона набекрень. Ещё туалетным ёршиком называла. А королева стала потихоньку крёстную поджимать. Назначила отдельную фею детских слёз. Отдельную фею детского аппетита. Даже фею горшка. – Янка сморщила нос. – И скоро у крёстной никаких детских дел не осталось. Куда ни ткнётся, а место занято. И она ушла в лес. Королева её выгнать из квартиры хотела, как других, но не смогла.
