Я говорю капитану:
— Вам, наверно, интересно, кто я такая.
— Да, я задавал себе такой вопрос, — отвечает он. — И я подумал, что ты, должно быть, — ходячая шляпа.
— Меня зовут Мэтти Росс, — говорю я. — Человек с черной отметиной зовется Томом Чейни. Он насмерть застрелил моего папу в Форт-Смите и ограбил его. Чейни сильно выпил, а мой папа как раз был без оружия.
— Стыд и срам, — говорит капитан.
— Когда мы его найдем — побьем палками, арестуем и отвезем обратно в Форт-Смит, — говорю я.
— Желаю вам удачи. Нам он тут не нужен.
А Кочет говорит:
— Бутс, мне сгодится твоя помощь. У меня там Задира и еще какой-то молокосос, а также Эмметт Куинси и Мун Гэрретт. А мне надо ехать поскорей, так я подумал: ты этих ребяток за меня не похоронишь?
— Мертвые?
— До единого, — говорит Кочет. — Как там судья говорит? Их грабительство пришло к своему подобающему концу.
Капитан Финч стащил с шеи простыню. Они с цирюльником пошли с нами туда, где мы лошадей привязали. Кочет по пути рассказал о нашей схватке в землянке.
Капитан схватил каждого мертвеца за волосы, приподнял голову и, опознавая в лицо, называл по имени. У Задиры особых волос на голове не было, поэтому его голову капитан Финч за уши приподнял. Мы узнали, что мальчишку звали Билли. Отец у него заправлял паровой лесопильней на Южно-Канадской реке, сообщил нам капитан, и дома у него осталась большая семья. Билли был из старших, отцу помогал лес пилить. Раньше никак вроде бы не куролесил. А остальные трое — капитан не знал, есть ли у них родные, чтобы тела забрали.
Кочет говорит:
— Ладно, Билли ты оставь родичам, а остальных похорони. Я их имена в Форт-Смите вывешу, если кому-то надо — приедет и выкопает. — Затем прошелся мимо лошадей, по крупам их похлопал и говорит: — Этих четверых угнали у мистера Бёрлингейма. Вот эти три — Задиры, Куинси и Муна. Выручи за них сколько сможешь, Бутс, седла, оружие и одёжу тоже продай, выручку мы поделим. Так тебе честно будет?
Я говорю:
— Вы же Муну обещали, что выручку отправите его брату.
А Кочет:
— Я забыл, куда он сказал слать.
Я говорю:
— Через окружного управляющего Методистской церкви в Остине, штат Техас. Брат у него там проповедник, зовут Джордж Гэрретт.
— Остин или Даллас?
— Остин.
— Точней говори.
— Он сказал — Остин.
— Ладно, запиши тогда капитану. Отправь этому человеку десять долларов, Бутс, скажи, что брату его крышка и похоронили его тут.
А капитан Финч ему:
— А ты к мистеру Бёрлингейму не заедешь по дороге?
— Нет времени, — отвечает Кочет. — Но ты весточку ему отправь, уж будь добр. Чтоб мистер Бёрлингейм знал, что лошадей ему вернул помощник судебного исполнителя Кочет Когбёрн.
— Давай лучше эта девочка под шляпой тебе напишет?
— Ничего, и сам запомнишь, если постараешься.
Капитан Финч позвал каких-то индейских мальцов — они рядом отирались, нас разглядывали. Я поняла, что он им на языке чокто распорядился насчет лошадей и похорон. Но пришлось еще раз повторить — и резче, потому что к мертвецам поначалу они и близко не желали подходить.
Агентом на железной дороге работал пожилой дядька по фамилии Смоллвуд. Он похвалил нас за смелость и очень обрадовался, когда увидел мешки с наличностью и ценности, которые мы забрали. Кое-кто бы решил, что Кочет поспешил присвоить пожитки мертвецов, но могу вам сказать так: он ни цента не тронул из тех денег, что под дулом пистолета изъяли у пассажиров «Летуна Кати». Смоллвуд осмотрел «добычу» и сказал, что потери, конечно, отчасти покроются, но, по его опыту, некоторые жертвы их преувеличивают.
Служащего, что погиб так мученически, он знал лично и сказал, что тот верно служил «М. К. и Т.» много лет. По молодости лет был известным в Канзасе ходоком.
[81] И отвагу свою сохранил до конца. А кочегара Смоллвуд не знал. Для них обоих, сказал он, «М. К. и Т.» попробует что-то сделать — как-то помочь семьям, оставшимся без кормильцев, хотя времена сейчас тяжелые, доходы упали. А еще говорят, что Джей Гулд
[82] бессердечный! Кроме того, Смоллвуд заверил Кочета, что и с ним железная дорога сочтется — при условии, что он «избавит» ее от банды грабителей Счастливчика Неда Пеппера и возвратит украденное из багажного вагона.
Я посоветовала Кочету взять со Смоллвуда письменное в этом заверение, а также расписку в получении двух мешков «добычи», по пунктам и с датой. Смоллвуд не осмеливался так далеко заходить от имени компании, но в конце концов мы вытянули из него расписку и заявление, что в такой-то день Кочет сдал ему тела двух человек без признаков жизни, «кои личности, как предполагается, принимали участие в вышепомянутом ограблении». По-моему, Смоллвуд был человек порядочный, но порядочные — они ведь тоже люди, память их подводит иногда. А дело есть дело.
Мистер Макалестер, который лавкой заведовал, был добрый арканзасец. Он нас тоже похвалил за наши действия и дал нам полотенец, бачки с горячей водой и оливкового мыла со сладким запахом. Жена его накормила нас добрым сельским обедом, и пахта у нее была свежая. Лабёф тоже сел с нами и поел от души. Индеец-костоправ сумел вытащить у него из руки все большие щепки и свинец, а саму руку туго перевязал. Само собой, она не гнулась и болела, но техасец хоть как-то мог ею двигать.
Когда мы наелись до отвала, жена мистера Макалестера у меня спросила, не желаю ли я прилечь к ней на кровать вздремнуть. Меня так и подмывало согласиться, но я их раскусила. Потому что заметила, как они с Кочетом за столом шептались. И пришла к заключению, что исполнитель опять от меня хочет избавиться.
— Спасибо, мэм, — говорю, — но только я не устала ничуточки. — Никогда в жизни так бесстыже не лгала!
Но сразу дальше мы не поехали — Кочет заметил, что у его лошади передняя подкова потерялась. И мы отправились к сарайчику, который там держал кузнец. Пока ждали, Лабёф починил разбитое ложе своего Шарпса — обвязал медной проволокой. Кочет все время подгонял кузнеца, ему не хотелось в этом поселении надолго задерживаться. Надо опередить погоню исполнителей — он был уверен, те уже все кусты прочесывают, ищут Счастливчика Неда Пеппера и его банду.
