ДОМОВЁНОК КУЗЬКА И ВРАГ-НЕВИДИМКА
Глава 1
Умные вещи
Каждый ребенок знает, что за порядком жилища следят домовые. Хорошего домового сразу видно — в его хозяйстве не только вещи и животные ухоженные, но и люди добрые. Даже если домовому всего-то седьмой век идет, седьмой годок по-нашему.
Домовенку Кузьке вот-вот семь веков исполнится, а он уже целый век хозяйничает. Дома не живут так долго, как домовые. Тесными, старыми становятся, и их место новые занимают — просторные, красивые, удобные. Первый дом Кузьки стоял в деревне, был маленьким, аккуратным и понятным. Да вот случилось домовенку странствовать уйти — уж больно многим его помощь требовалась. Вернулся Кузька — а избы его нет. Да и деревни тоже нет — на ее месте город стоит, а дома в нем огромные, а квартир видимо-невидимо, выбирай — не хочу. Кузька и выбрал ту, что по его разумению на месте его бывшей избы находилась. Совсем недавно живет Кузька в такой вот квартире, да только привыкнуть никак не может. Уж вроде объяснила ему девочка Наташа, что духовка — это не домик для домового, а печка, что без дров и растопки работает, что сколько на лампочку ни дуй, она все равно гореть будет, а только домовенок дивится и никак надивиться не может. Уж больно много всего замечательного люди придумали с тех пор, пока он странствовал.
Любит домовенок время, когда все люди по своим делам уходят. Нравится Кузьке хозяйничать в новом доме, по душе ему новые умные вещи. Просто замечательные из них помощники для домового получаются — сами белье стирают, сами коврики чистят, сами хлеб пекут. Одно только не нравится Кузьке — важные слишком.
— Знаете, у меня знакомая шишига есть, тоже всякую гадость кушать любит, — заводит вежливую беседу Кузька с пылесосом, — так у нее от паутины язык чешется. А у вас?
Молчит пылесос. Стоит серьезный, надутый, на домовенка никакого внимания не обращает. И ведь знает Кузька, что разговаривать умеет — вон как сердито рычит, когда работает. Пыль и мусор так пугаются, что вместо того чтобы бежать, как от веника, сами к нему в пасть лезут. С ними у него разговор краток. А вот с Кузькой пылесос разговаривать не хочет.
— Чур, ты стираешь, я полощу, — делится Кузька со стиральной машиной.
— У-у-у, — гудит машина согласно.
Гудит, а белье не отдает.
— Ты окошечко-то открой, — напоминает домовенок, — а то как я белье достану?
— У-у-у, — мирно урчит машина.
А белье все равно не отдает. Кузька уж и вежливо открыть окошко пытается, и сильно тянет, и даже ногами упирается, да куда ему стиральную машинку пересилить. Она вон какая большая да железная. Об такую даже сама Баба Яга последний зуб поломать может. Вздыхает домовенок и идет себе другое дело искать. А дела в доме всегда найдутся. Наташа утром заколку для волос искала. Найти надо? Надо! В ванной у зеркала который день плохое настроение. Само грустит и людям невеселые лица показывает. Развеселить его надо? Надо! Вчера в детскую комнату какой-то странный ящичек купили. Ничего себе ящичек, только кривенький какой-то и цвета унылого — черный, с одной серой стеночкой.
— Чудеса, — дивится Кузька, — и чего это они в дом всякие непутевые ящички тащат? И крышка у него не открывается, и цвета он невзрачного, и размера неудобного: для одежи — маленький, для бусиков и браслетов — большой. Ну ничего, мы его подремонтируем, цветами яркими и птицами невиданными распишем, пусть хоть для красоты стоит.
Заколку домовенок отыскал быстро — знает он, что заколки очень любят об пол звякать. Звякнут — а подняться наверх не могут. Так и лежат себе в каком-нибудь темном углу на полу. Зеркало развеселить было труднее. Какие ему только рожицы Кузька не строил, какие только забавные истории не рассказывал! Помогла спасенная заколка — нацепил ее домовенок на волосы и начал Наташу изображать. Зеркало и улыбнулась. Улыбнулось, и говорит:
— Привет, чучело огородное!
— Какое же я чучело? — обижается Кузька. — У чучел и одежки негодные, и речи нескладные. А я одет ладно, говорю складно, да и собой просто добрый молодец!
— Ой, проштите, обозналось, — пугается зеркало, — прошто обычные добры молодцы на головах такие красивые шляпы носят ш перьями, а не заколки ш цветочками. Наверное, вы не обычный добрый молодец, а какой-нибудь заколдованный.
— Вот непонятливое, — досадует Кузька, — цветочки эти я нарочно нацепил, чтобы тебя развеселить. А на самом деле я и шляпы с перьями ношу, и всякие другие героические одежки надеваю.
Конечно, героических одежек у домовенка отродясь не было, но признаться в этом зеркалу было как-то неудобно. И так уже немножко опозорился.
— Героические одежки — это хорошо, — одобряет зеркало, — только ты мне, Кузенька, в швоей домовенковской рубахе и лапоточках больше нравишься. Я к тебе такому привыкла.
Чует тут Кузька что-то неладное. Вроде бы и зеркало с ним говорит, а вроде бы и нет. Голос уж больно знакомый, да и слышится он из-за спины. А улыбка у зеркала такая плутоватая, какая может быть только у… шишиги Юльки!
Оглянулся домовенок, а за ним и правда шишига стоит. Даже не стоит, а прыгает от удовольствия, что так удачно друга разыграла.
— Здорово я пошутила? — хохочет Юлька. — Здорово ты подумал, что это не я, а зеркало с тобой разговаривает?
— Ура! — подхватывает домовенок. — Радость в наш дом пришла, гости приехали! А то Наташи дома нет, а умные вещи слишком важные, со мной не играют.
Шишига в отличие от важных вещей и играть, и разговаривать хотела. И про себя все рассказала, и про Кузьку расспросила. За разговором и не заметили, как время пролетело, Наташа пришла.
Заходит девочка в свою комнату и по привычке сумку в угол кидает. А сумка вдруг как запищит нечеловеческим голосом:
— Ой, шпашайте меня быштро, а то я от такого некультурного обращения шо штраху кувыкнусь и шваркнусь.
— Мамочки, — пугается Наташа, — уже и сумки говорящие в доме завелись. Скоро они еще и ползать начнут, и сами за продуктами в магазин ходить.
А сумка и правда поползла. Только не в магазин, а прямо к Наташиным ногам. Запрыгнула девочка на диван и только собралась на помощь звать, как из-под сумки шишига выбирается. Пока Наташа раздумывала, пугаться ей или знакомиться, подоспел Кузька.
