— Спаси…
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Кузька, прислушиваясь, как где-то далеко затрещали кусты.
И в третий раз стал приближаться вихрь. Но на этот раз вдруг клубочек, что вел домовенка по стежке-дорожке, вдруг подпрыгнул, перевернулся, через дорожку перекатился и вокруг столетнего дуба пару раз ниткой обвился.
— Эй, ты чего? — испугался Кузя.
И не успел опомниться — бац! — как дернет его веревочкой! Кузя от неожиданности даже вниз головой на песок полетел — носом дорожку вспахал. Не успел домовенок испугаться да рассердиться, на него сверху что-то как шмякнется, как брякнется! Тяжелое такое, словно мешок с горохом. Лежит Кузенька ни жив ни мертв. Во рту песок, в носу песок, а сверху мешок с горохом. Кому ж такое понравится?
— Ох-хо-хо! — застонал домовенок.
— Эх-хе-хе! — отозвался мешок.
Испугался Кузьма не на шутку и давай быстрей из-под этого странного мешка выбираться. Выбрался и видит: никакой это не мешок оказался, а просто человек какой-то. Человек как человек, только ростом не вышел.
Посмотрел человек на домовенка испуганно и спрашивает:
— Ты кто будешь-то?
— Я — Кузя.
— А почему маленький такой?
— А домовые больше и не вырастают, — обиделся Кузя.
— А ты домовой?
— Домовой.
— Настоящий?
— Можешь пощупать, только за волосы не дергай — больно.
— А я думал, домовые только в сказках бывают.
— И в сказках, и в песнях, и просто так, — согласился Кузя. — Ты-то сам кто?
— Я-то деревни Ольховки житель.
— Ну, житель, — не растерялся Кузя, — давай рассказывай: зачем честной народ пугаешь да откуда ни возьмись на голову сваливаешься?
— Рассказал бы я тебе, — отвечает человек. — Да только у меня так в горле пересохло, что еле дышу. Вот если бы ты мне попить принес во-он из той речки, я бы тебе много интересного порассказал.
И правда — голос у мужика был не голос, а сип какой-то!
— Ну вот еще, — разобиделся Кузька.
Он хоть и добрый домовенок был, да уж очень осерчал, что его так испугали. И так в лесу страху натерпелся, а тут еще и за водой посылают.
— А сам чего не сходишь? — спросил он у незнакомца.
— Я бы сходил, — отвечает. — Да вот только ноги у меня гудят да отваливаются.
— А что так? — снова спрашивает любопытный домовенок.
— А ты сходи за водой — я тебе и расскажу.
Вот хитрый мужик попался! Нечего делать — надо за водой идти. Собрался Кузька и потопал по тропинке к ручью, через который только что перебрался. Там свернул большой лопушиный лист ковшиком, зачерпнул студеной водицы и пошел обратно.
Шел-семенил, старался водицу донести и не капли не пролить. А то песок он вон какой — выпьет всю воду до капли, ищи ее потом.
Принес домовенок мужичку водицы, тот испил и говорит:
— Вот спасибо тебе, малыш! Такая вкусная была водица, слаще меду. Теперь я тебе и историю свою могу рассказать. Во всем любопытство мое виновато. Говорила мне жена — не суй свой нос куда не следует. А я, дурень, не послушался ее. И вот…
— А взялся-то ты откуда? — спрашивает нетерпеливый Кузя.
— Откуда-откуда… Прибежал — вот откуда.
— Так это ты шумел-свистел? — догадался домовенок.
— Я, — согласился мужик.
— А как же это ты так быстро бегать научился? — снова удивился Кузя.
— Да сапоги эти чертовы виноваты.
Смотрит Кузя, и вправду — сапоги. Валяются на дорожке, все в песке, один носом на восток нацелился, другой — на запад. А сапоги знатные — прямо загляденье. Сами сафьяновые, красные, носки узкие, каблуки звонкие, с подковками, а по голенищу мастер серебряные бубенцы навешал — чтобы хозяина издалека было слыхать, точно лошадь.
— Ай да сапоги! — дивится Кузя — он таких отродясь не видывал.
— Это что! — говорит мужик. — Они и с виду чудные, а что откаблучивают — вовек не догадаться! Только ноги в них сунешь и — фьють! — тебя как ветром сдуло! Семимильные называются. То есть семь миль за один шаг. Я их с дури купил — думаю, буду в город за покупками летать, а то лошадка у меня что-то болеет. Купить купил, а про то, что они такие прыткие, и знать не знал. Вот и сходил на ярмарку — до сих пор остановиться не могу. Спасибо тебе — удружил, спас меня.
— Эка невидаль! Я еще и не так могу! — соврал Кузька и на клубок свой покосился. А тот лежит в траве и не возмущается, хотя без него бы бегать мужику по белу свету до сей поры.
— А ты, поди, уж весь мир обежал? — спросил у мужика Кузя.
— Уж раз пятьдесят! — похвастался мужик.
— И все-все повидал?
— Не-а, — признался тот. — Не повидал. Так мчался, что даже разглядеть ничего не успел.
— Это жаль, — огорчился Кузьма. — А то бы мне подсказал, где торговца одного найти можно, который вещами волшебными торгует.
— А это не тот, что мне сапоги подсунул? — поинтересовался мужик.
— Может, и тот, — согласился Кузька.
— Эх, я б его тоже поискал — пусть заберет у меня эти сапоги, а то уж сил никаких нет. Куплю лучше жене новое корыто — ее уж давно прохудилось.
— Так пойдем вместе!
— Не, не могу, — говорит мужик. — Мне домой надо, а то жена заругает. Беспокоится небось. Да и ты пойдем к нам. Тебе с дороги отдохнуть-помыться надо да пирогов с яблоками поесть.
— Что ж, пойдем. Может, в твоей деревне кто видел этого купца, — согласился Кузя.
На том и порешили. Собрались, сапоги с дороги подняли, клубок от дерева отвязали и пошли. По дороге песни пели да ягоды собирали — нехорошо дома с пустыми руками показываться.
Деревня мужичка оказалась поблизости. Вошли они туда, стали в калитку стучаться. Стучали-стучали — никто не отзывается.
— Спит, наверное, — предположил мужичок и сам калитку отворил.
Прошли они с домовенком в хату и видят: что за диво — вместо жены сидит за прялкой маленькая-маленькая девочка и песенку напевает. А одежка на девочке такая большая, будто она в мамином сундуке похозяйничала: рукава болтаются, кокошник на лоб сползает, а лапти с ножек сваливаются.
Домовенок незнакомых людей боялся и потому за мужичка спрятался. А мужик стоит, ртом, как рыба, воздух хватает и сказать ничего не может.
— Маня, — наконец говорит. — Что с тобой такое?
А девочка посмотрела на него из-под кокошника и отвечает:
