— Теперь бери нитку за другой конец и привязывай к дверной ручке.
— А это зачем?
— Привязывай, привязывай!
— Ну?
— А теперь сиди и жди, — сказал Кузя и стал дергать за конец пояса.
Лешик вытащил Кузю, всего черного от копоти, и они вместе быстро-быстро слезли с крыши и побежали на крыльцо. Там они вдвоем схватились за ручку и изо всех сил дернули дверь. Внутри домика раздался вой, и оттуда выбежала Баба-Яга, держась за щеку.
— Ах вы, негодники! — закричала она, увидев друзей. — А вот я вам!
— Бежим! — крикнул Лешику Кузька, увидев, как в руке у Бабы-Яги появился тяжелый веник.
И они побежали. Бежали они быстро-быстро, и старая бабушка за ними не поспевала.
И потому они первые добежали до домика хорошего настроения и юркнули внутрь. Домик еще не успел испортиться, и в нем было тепло, уютно и пахло пирогом с капустой. Как только Баба-Яга переступила через порог и увидела на столе чашки в горошек с горячим чаем, у нее веник из рук так и вывалился.
— Яхонтовые мои! Изумрудные! Бриллиантовые! Как же мне вас благодарить? Спасители вы мои!
Лешик с Кузей вздохнули с облегчением. А Баба-Яга стала тут же хлопотать, на стол собирать, друзей обнимать. Те чаю попили, уважили старушку и стали собираться.
— У меня еще дома хлопот невпроворот, — проворчал Кузя, слизывая варенье с ватрушки. — А вы тут больше не балуйте. Ты, Баба-Яга, зуб свой возьми, пойди в амбар, кинь через левое плечо и скажи: «Мышка-мышка, возьми зубик костяной, а дай золотой». И тогда у тебя зуб лучше прежнего вырастет.
— Правда? Лучше? И болеть не будет? Ах ты, моя пышечка, ах ты, моя ватрушечка! — и давай снова Кузьку щипать да за щеки трепать.
— Ну, спасибо этому дому, а мне некогда, — сказал Кузя.
— Спасибо тебе! — пропищал Лешик и долго стоял на пороге и махал Кузе мохнатой лапкой.
Глава 2
НЕПРИЯТНОСТИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
Кузя торопился домой, чтобы поспеть к ужину. Он очень любил это время, когда вся большая семья собиралась за столом и никто не видел, как домовенок устраивался на крестовине под столом вместе с мышкой Дашей. Там они вдвоем прислушивались к разговору людей и уплетали за обе щеки пироги и плюшки, которые они утащили со стола, пока бабка Настасья крутилась у печки. Кузя видел, что сегодня бабка Настя поставила опару, и это означало, что ужин без пирогов не обойдется.
Спешил Кузька, даже на кочках спотыкался и в корнях путался. Добежал до своей деревеньки как раз тогда, когда солнышко за гору село. Затопотал по деревянному крылечку, шасть в щель, и уже дома.
Первым делом Кузька побежал к печке, смотреть, зарумянились ли у пирогов бока и не пора ли их вынимать. Глядь — что такое? Печка темная да холодная, а пирогами и не пахнет. Опара в углу из кадушки лезет, пыхтит — жарко ей, пора пироги лепить! А никто на нее и внимания не обращает.
— Что за чудеса! То ли бабка Настя заболела?
Побежал Кузя посмотреть, надоили ли с коровы сладкого молока и можно ли уже снимать пенки. И тут незадача — коровы-то в хлеву и нету.
— Батюшки! — схватился за голову домовенок. — Никак, корову нашу Зорьку волк съел!
Метнулся совсем уже огорченный домовенок в горницу, чтобы посмотреть, что хозяева делают. Наверное, горюют. Хозяева и вправду были в горнице, только никто не горевал. Все-все, и бабка Настя, и внучка Анютка, и кузнец Силантий, и соседи справа с собакой Жучкой, и соседи слева с кошкой Муркой, и даже петух Тотоша — все собрались.
Сидят ни живы ни мертвы и смотрят все в одну сторону, да так, что даже дышать забывают. Баба Настя веретено из рук выпустила, а в пряже кот запутался, да так и остался лежать неподвижно, только ушами прядает. Кузнец Силантий сапог тачал, да как дратву начал тянуть, так и не вытянул до конца. Анютка ложку в рот засунула, а кашу проглотить забыла. А соседи — пришли с подарками, а подарки подарить и забыли. Петуху уж давно кукарекать пора, а он сидит и гребешком своим красным не поведет. А пес улегся рядом с кошкой и даже не думает на нее рычать.
Что за странная напасть? Никто даже лучину зажечь не додумался. Да что еще за диво: лучина не горит, а светло в горнице. Балалайки вроде не видно, а откуда-то музыка доносится волшебная.
Страшно стало Кузеньке — никогда он такого не видел. Хотел он было убежать куда глаза глядят. Но Кузя был очень любознательный домовенок и решил сперва посмотреть, что же такое там светится да играет, отчего все молчат да не двигаются?
Забрался Кузя на ларь кованый, оттуда — на полку с расписными чашками. Там спрятался за глиняным горшком и осторожно стал подглядывать, что на самом деле происходит.
Посмотрел он и ахнул. На самой середине стола лежало серебряное блюдечко. Края точеные, ручки золоченые, все блестит да переливается. А по этому блюдечку яблочко наливное катается — красное, круглое, прозрачное. Так и хочется его за бочок укусить. И ладно бы это яблочко просто каталось по тарелочке. Как только оно круг описывало, так сразу на тарелочке появлялась картинка. Да не простая, которую на ярмарке продают — с русалками да лебедями, а самая настоящая живая картинка.
Были видны на тарелке и облака, которые по небу гуляют, и рожь, что на поле колосится, и девицы, что хороводы водят. А потом на тарелочке и не такое стало видно. Появились страны заморские, цветы небывалые, звери чудные и камни самоцветные.
И все эти красоты такие были настоящие, что даже Кузя так залюбовался, что чуть с полки вместе с кувшином не грохнулся. А потом опомнился, зажмурил глаза и закричал:
— Ой, чур меня, чур! Сгинь, напасть, за три моря, за четыре горы! Оставь тоска-морь нашу деревню!
Проговорил Кузя эти волшебные слова и снова глаза открыл. Не тут-то было. Яблочко как каталось, так и катается, картинки как двигались, так и двигаются, а все вокруг по-прежнему еле дышат, даже мухи жужжать перестали.
Закручинился Кузя, понял, что беда пришла небывалая. Сел он на ступеньку, кликнул мышку Дашу и стал ей жаловаться:
