Поселок вымер, некому было задавать неудобные вопросы. Переулок оборвался, микроавтобус выворачивал на прямую дорогу к пансионату. Глеб метнулся к столбу электропередачи, присел за скошенной опорой. Кач не спешил, поворачивал медленно, словно нарочно издевался. Возможно, он имел в запасе время. За спиной вдруг кто-то задышал, затопал. Он резко обернулся, и Анюта чуть не рухнула ему в объятия, споткнувшись на ровном месте. Присела рядом, тяжело дыша.
— Ты куда собралась? — зашипел он. — Я кому сказал…
— Глеб, я с тобой… Ну, пожалуйста, Глеб, я не подведу…
Вот какого, спрашивается, рожна? Он сам в этом деле на птичьих правах, так еще женщину втягивает. И не простую женщину, а женщину, которая очень ему нравится.
— Ладно, шут с тобой. Бежишь за мной след в след, пригибаешься, разговорами не отвлекаешь… Давай…
Задача усложнялась. Широкая прямая дорога, заборы… Они бежали вдоль зарослей акации. Анюта сопела в затылок, несколько раз наступила на пятки. Водитель ускорился, пришлось поднажать. Неужели потерял спортивную форму? Бежать становилось труднее, кололо в груди. Габаритные огни постепенно отдалялись, превращались в какое-то фоновое мерцание…
«Зачем он бежит? — уже дважды пробуждалась мысль. — Притормози, свяжись с Репниным. Этот тип направляется в пансионат. А если нет? Кто знает, где у них встреча? Что вообще происходит? А вдруг у диверсантов имеется план «Б»? Анюта отстала шагов на двадцать, но еще не выдохлась. Еще сто метров, двести… Не здесь, дальше…»
До пансионата оставалось меньше версты, когда «Форд» съехал на обочину и остановился. Глеб перебежал вправо, махнул рукой — ложись! Пошел на корточках, стараясь не торчать над проезжей частью. Прибыл? Здесь будет ждать? Заглох двигатель, но габаритные огни работали. Хлопнула дверца — Кач выбрался на дорогу, осмотрелся. Обошел вокруг капота и спустился в кювет. До него было метров двадцать. Он посмотрел на часы, закурил, потом достал телефон, приложил к уху и, повернувшись спиной, приглушенно забубнил. Глеб напрягся. Надо узнать, что говорит этот вурдалак! Это может быть стратегически важно! Он затаил дыхание, пополз вперед, обогнул пару буераков. Бормотание делалось явственнее. Дьявол, это была не речь, а какая-то абракадабра!
Старик переиграл его! Он резко повернулся на 180°, выбросил правую руку… черная дыра пистолета смотрела прямо в лоб. Глеб застыл, пригвожденный к земле. «Ну, что ж, твои просчеты оказались верны», — мелькнула последняя юмористическая мысль.
— Не спеши, дружок, не спеши, — проворковал старик, подходя ближе. — Кажется, узнаю тебя… Так вот кто у меня на хвосте болтается… А ведь чувствовал я тебя, товарищ отдыхающий, задницей тебя чувствовал… На рыбалку, говоришь, хочешь? Съездим и на рыбалку, когда придет пора, еще как съездим, рыбок покормим… Эй, цыпа, ты тоже не шевелись! — тявкнул он, перемещая ствол. — Куда собралась, прыткая такая? Думаешь, не вижу тебя? Еще во дворе вас, голубей, почувствовал, у меня на вашего брата чутье отменное… Ложись, дамочка, животом вниз, руки за голову, ноги на ширину плеч… Быстро, говорю! — гаркнул он во все горло. — Вот и умница, послушная ты у меня…
Сторож подбирался все ближе. Глеб, не дыша, следил за его движениями. Нет, старик был не лыком шит. Его резвости позавидовала бы горная газель! Пальцы уже обхватывали зазубренный камень — только бы улучить момент, швырнуть… В этот миг старик и ударил его по голове тяжелым кованым ботинком! Осколки сознания брызнули, как куски мозаики. Что-то осталось в голове, но этого было мало, чтобы управлять мыслями и поступками. Вскрикнула Анюта, последовал удар наотмашь, затем еще один — для гарантии. Воркуя себе под нос, Федор Никодимович протащил мимо Глеба бесчувственное тело, бросил возле машины. Глеб пошевелил онемевшей рукой. Пора, брат… Но старик уже спешил к нему, что-то гневно лопоча. Второй удар ногой — зазвенели остатки сознания, словно осколки стекла, не выпавшие из оконной рамы. Он что-то слышал, ворочал извилинами, как раб на галере ворочает веслом, но сопротивляться не мог. Его схватили за ноги, поволокли к машине.
— Ненавижу вас, волчары позорные, быдло колорадское… — брызжа слюной, схватил Глеба за ворот и начал трясти. — Убивать вас буду, резать на куски своими руками… Дед мой вас резал, отец пачками из пулемета валил… и я вас на ремни пущу, дорогие мои… Готовься, дружок, будет тебе рыбалка…
Он, видимо, колебался — сейчас убивать или ждать, пока наступит ясность. И вдруг со стороны пансионата донеслась ожесточенная стрельба! Прогремел взрыв, потом истошно, наперебой, словно хотели перекричать друг друга, забили автоматы. Стреляли примерно в полукилометре, может, чуть дальше. Глеб не помнил, сколько длилось это безумие. «Там ведь женщины, дети… — вяло ворочалось в голове. — Что за хрень? Кто кому чинит засаду — спецназ диверсантам или наоборот?» Старик глухо выругался. Саданул с досады по кузову микроавтобуса — металл протяжно заныл. Следующий удар обрушился на Глеба — старик впал в неистовство, и только остатки здравого смысла не давали умертвить отставного офицера. Он расточал хулу в ночное небо, скотчем связывал руки Анюте. Потом связал Глеба, затащил его в заднюю часть салона, вернулся за девушкой, схватил ее в охапку. Анюта была без сознания, с губ сочилась кровь. «Ты все-таки добился своего, — ужалила последняя внятная мысль. — Втянул в историю девушку, которая очень тебе нравится…»
— Пан майор, это не взрывчатка… — завибрировал за спиной взволнованный голос. — В натуре, пан майор, это хрень какая-то…
Павел Данилович Рубанский похолодел. Кто это сказал: Волошин, Карпович? Белены объелись? Операция шла по плану — переброска во вражеский тыл на пять с плюсом, недолгое лежбище в Симферополе, выезд к местам «будущей славы». Капитана Барчука он оставил для связи — люди в группе и так толковые, нечего там устраивать массовые посиделки вокруг опор ЛЭП. Четверо пошли на энергомост, семеро, включая майора Рубанского, выехали в Новый Свет. Он не считал, что это много — пусть растворятся, лишними не будут. Отправить к едрене фене целый пансионат с отдыхающими — это не гранату бросить. Нужно много людей — доставка, страховка, прикрытие отхода… Все шло по плану. Работали группами по два-три человека. Прибыли, трое «косили» под рыбаков, двое сидели в заброшенном строении на восточной окраине Нового Света, изображая бомжей (тут этой публики навалом), двое курсировали в машине туда-сюда. К Качу не пошли — от греха подальше, общались по телефону. В час пятнадцать Кач должен был подъехать и встать на дороге напротив скалы с тайником. Погрузка взрывчатки, трое едут с ним в пансионат (кто станет обыскивать машину своего работника?), заднее крыльцо, лестница в подвал, спуск, закладка. Остальные — внешнее наблюдение, устранение случайных свидетелей. Потом погрузка всей подгруппы, Кач довозит их до Судака, где диверсанты залягут «на дно» у надежных людей. Кач возвращается домой, запирает ворота… После этого отправляет Рубанскому сообщение, и Рубанский приводит в действие взрыватель. Дистанция — десять километров, все чисто, пансионат с веселым треском взлетает на воздух! А потом в окрестных скалах найдут гнездо наблюдателя, который курил сигареты московской фабрики «Дукат», случайно оставил чек недельной давности из элитного гастронома вблизи Лубянской площади. Появятся другие улики, указывающие, что к взрыву причастны российские спецслужбы, затеявшие козни против своих украинских коллег…
