Петька снова пробежал по коридору, и перед ним забрезжила искорка спасения — закуток уборщицы. Он с такой силой рванул дверь, что хлипкий запор поддался, даже не скрипнув. Юркнул внутрь, дверь закрылась. И Петька погрузился в пыльную темноту.
Сердце от волнения стучало уже где-то над головой. От этого Петьке мерещилось, что шаги приближаются. Что вот-вот произойдет неминуемое — его обнаружат. А выдадут его громкое дыхание, оглушительно ухающее сердце, стучащие друг об друга дрожащие коленки и испуганное клацание зубов. Короче, Петьке казалось, что он создает столько шума — оркестр Большого театра позавидовал бы, и что этот шум просто невозможно не услышать.
Но Петька боялся зря. Людмила Алексеевна дошла всего лишь до третьего этажа и скрылась в учительской. Петька старательно прислушивался, опасаясь, что шаги завуча раздадутся около двери его убежища, и не сразу обратил внимание на подозрительное шебуршание на уровне своего правого уха.
Сначала там шуршали страницами, потом булькнула вода в стакане, и только когда старческий голос стал бормотать очередную страшилку, Петька перестал прислушиваться к тому, что происходит в коридоре, а повернул голову направо.
— Одна бабуся, — сладким голосом, словно сказку на ночь, заговорил неизвестный, — остановила машину и попросила довезти ее до кладбища. Водитель согласился, и вскоре они были на кладбище.
Петька уже всем корпусом развернулся в сторону говорившего, но все равно ничего не увидел. В каморке царила непроглядная тьма.
— Бабуся вышла и попросила: «Подожди меня минуточку». Не хотелось водителю стоять у такого неприятного места, но бабуся хорошо ему заплатила, и он остался. Ждать пришлось недолго. Вот бабуся вернулась, села в машину, и вдруг водитель видит, что у нее все платье впереди в крови.
Петька еле заметно, чтобы не спугнуть говорившего, сделал шажок в сторону. Что произойдет дальше с бабусей, его не волновало. Он уже вышел из того возраста, когда пугаешься от глупых историй с руками, простынями и пианино.
— Но водитель не стал задавать лишних вопросов и поехал обратно, — продолжал стараться неизвестный и пока невидимый чтец. — Бабуся снова ему хорошо заплатила и попросила свозить на кладбище на следующий день. А потом и на третий.
Последний шажок, и рука Петьки коснулась холодного дерева двери.
— Водитель наконец не выдержал и спросил: «Почему ты, бабка, всегда с кладбища в крови приходишь? Ты что, ешь мертвецов?» — «Да-а-а-а!»
Петька толкнул дверь. В каморку ворвался дневной свет. Из-за поднявшегося сквозняка взлетела неистребимая пыль. И сквозь эту завесу Петька увидел крошечного сухонького старичка, устроившегося на кончике палки от швабры. На коленях у него лежала книжка. Когда в каморке стало светло, старичок захлопнул книжку (обложка оказалась красной), его глаза недовольно вперились в Петьку.
— Чего уставился? — спросил хорошо знакомый хриплый голос. — Беса давно не видел? На, распишись!
Под Петькиным носом появилась желтоватая бумага. Буквы заскакали перед его глазами.
«Наряд на исполнение любовных песен в количестве шести штук».
— Это что за бред? — только и смог произнести он.
— Не тяни! У меня времени мало! — старичок явно нервничал, дневной свет его раздражал. — Возись тут с вами…
Пока Петька соображал что к чему, старичок бойко перегнулся со своего насеста, схватил Петьку за руку и приложил его палец в нижнем правом углу. От бумаги поднялся вверх дымок. На месте прикосновения пальца к бумаге появился жизнерадостный крестик, только без холмика.
— И вот здесь.
Перед Петькой появился еще один листок.
«Наряд на доставку…»
Только и смог прочитать он, а его палец был уже приложен еще в одном месте.
— Ну все, понеслись, — старичок по-деловому скатал обе бумаги.
— Куда?
— Читать надо внимательней, под чем расписываешься! — Старичок хлопнул Петьку свернутыми бумагами по лбу. — На свидание понеслись. Заказан ты!
Сухонькая лапка снова цапнула Петьку за руку, и мир вокруг перевернулся.
— Надолго не рассчитывайте, — зудел противный голос из ватной пустоты. — Пятнадцать минут у вас, и мне дальше надо бежать.
Петька ущипнул себя за руку. Стало больно, но темнота вокруг не исчезала.
«Наверное, на меня ведро с половой тряпкой уронили», — вяло подумал он, озираясь.
— Здравствуй, милый, — пропел нежный голосок, и перед Петькой появилась ожившая фотография.
Вроде бы вокруг все еще было темно, однако не настолько, чтобы он совсем ничего не мог видеть. Но лучше бы темнота, чем то, что предстало перед Петькой! Холмики, кресты, оградки, осуждающие взгляды с фотографий.
Кладбище.
Только очень странное. По ногам стелился туман. Окружающее подернуто легкой дымкой, каждую травинку словно иней облепил. Тишина просто звенящая. Такая, что, кажется, чихни, и мир расколется на мелкие кусочки.
Девочка привстала на мысочки, развела руки и замерла.
— Вот мы и встретились, — снова заговорила она. — Я так рада.
Петька не разделял эмоций таинственной собеседницы. Он только бестолково топтался на месте, шмыгал носом и озирался по сторонам.
— Ну, что ты стоишь, как не живой! — сорвалась с места девочка и схватила Петьку за локоть. Рука у нее почему-то была теплая. — Отомри! Будь как всегда!
— А я живой! — вдруг выкрикнул Петька, вырываясь из рук собеседницы. — И не надо меня трогать. А то тут тронул один, я теперь не пойму, где нахожусь.
Девочка удивленно захлопала ресницами, а потом захохотала, тряся рыжими кудрями.
— А-а-а, это дядюшка. Он добрый, а ворчит так, для порядка. Не бойся.
И Вера махнула маленькой ладошкой.
— Я и не боюсь! — Петька продолжал держаться на расстоянии от рыжей бестии, а для того, чтобы почувствовать себя независимым, даже руки в карманы засунул. — И страшилки твои на меня не подействовали. Не боюсь я их. Зря старались.
Улыбка застыла на конопатом лице. Девочка почесала нос, а потом звонко хлопнула себя по лбу.
— Да нет! Все не так! — И она снова захохотала. Да так заразительно, что Петька не мог не улыбнуться. — Это у нас так принято. Как бы тебе объяснить… — Она щелкнула пальцами, подбирая слова. — У вас, когда человек нравится, серенады под окнами поют, цветы дарят. А у нас смешные истории заказывают читать. Дядюшка — большой их знаток. Ну, да ты потом разберешься!
— В чем я должен разобраться? — напрягся Петька.
— В наших делах, — Вера приблизилась к Петьке и заискивающе улыбнулась. Перед Петькиными глазами запрыгали конопушки. — У нас не совсем все так, как у вас. К этому надо просто привыкнуть.
— К чему это я должен привыкать? — Давно Петька не чувствовал себя таким бестолковым. Даже в рисовании он понимал больше, чем сейчас.
