Инспектор явно хотел продолжить, но посмотрел куда-то в угол и остановился на полуслове.
Наступила пауза. Саша не знал больше, что спрашивать, все было сказано. На всякий случай он решил уточнить:
– Значит, мой телевизор – главарь у людистов? Ну, типа олигарх?
Если по-честному, такая мысль доставляла ему некоторое удовольствие. Инспектор отмахнулся.
– Компания в этой квартире – мелочь, системка. Руки до них как-то не доходили. Хотя за ними есть кое-кто повыше – Его лицо неожиданно стало жестким, замкнутым. – Но теперь я ими займусь.
– Александр! – вдруг раздался зычный папин голос. – Ну-ка иди сюда, паршивец!
Разговор закончился. Саша растерянно посмотрел на инспектора, пробормотал: «Я сейчас», – и отправился к родителям. Он был слегка оглушен новыми обстоятельствами дела. Вернее, не слегка, а весьма. У него даже в ушах стучало.
В напряженной тишине родительской спальни прозвучали грозные слова:
– Запрещается смотреть телевизор и видеодиски, а также включать музыкальный центр! Не только сегодня, но и завтра!
Саша молча выслушал приговор и вернулся обратно.
Окно было распахнуто настежь. Он подбежал, перегнулся через подоконник. Внизу, на асфальте, лежал портфель. Лучше сказать – то, что было когда-то портфелем. Лопнувший по швам, с выдранными замками, с многочисленными резаными и колотыми ранами. «Это инспектор», – вдруг сообразил Саша. На глаза у него навернулись слезы. «Точно!» Изумленный, он смотрел вниз. Что тут произошло? Несчастный случай?
Инспектора было жалко. В общем, неплохой дядька, душевный. Вот только должность его портит: во все вмешивается, заставляет оправдываться, пристает по пустякам. А теперь… Вид изувеченного портфеля был ужасен. Ничего не скажешь, умелая работа. Создавалось впечатление, будто в инспектора силой пихали что-то большое, массивное, с острыми углами. И он не выдержал. Лопнул… Саша похолодел от страшной догадки. Его убили! Это политическое убийство! Системщики поняли, что засветились, и решили остановить зануду…
Под окном неожиданно появилась дворничиха. Она завопила:
– Ты че портфелями бросаисси! Не вишь, помойка рядом! Ишь, барь, подбирай тут за ним!
Она взяла тело погибшего гражданина и понесла его к мусорному баку, вдохновенно осуждая нынешнюю молодежь.
Саша завопил:
– Подождите! Это инспектор!
Но дворничиха уже решительно подошла к месту и, не колеблясь, завершила печальную церемонию. Все было кончено.
Саша закрыл окно. Тут на глаза ему попался мятый клочок бумаги, валявшийся на подоконнике. Он развернул бумажку.
«ВОПРОС: Вы признаете себя виновным?
ОТВЕТ: Нет.
ВОПРОС: Значит, вы пока отказываетесь признать себя виновным?
ОТВЕТ: Но я же не виноват!
ВОПРОС: Потому до сих пор и отказываетесь.
ОТВЕТ: А что мне за это будет?»
Очевидно, это были обрывки протокола чьего-то допроса. Вот и все, что осталось от бюрократа. Вот и все.
Жалко.
Саша упал на кровать и замер. Через некоторое время мама просунула в дверь голову и сказала:
– Сашуля, мы с папой идем к дяде Севе, у него день рождения. – И шепотом добавила: – Да не грусти ты так. Папа у дяди Севы быстро оттает.
– Не вздумай включить телевизор! – донеслось из прихожей серьезное папино предупреждение.
Родители ушли.
«Действительно, – подумал Саша, – у дяди Севы сегодня день рождения». Он лежал ничком на кровати и в очередной раз все-все понимал. Ему было даже слегка не по себе. Впрочем, ощущалась и смутная гордость: еще бы, расколол такую задачку!..
«Цель банды вещей – приручить меня, ну и, конечно, всех нас. Они собрались сделать из нас заводных дурачков, которые будут с утра до вечера работать на них. И главное – любая классная вещь может стать этим самым „людистом“, то есть ответить любовью на любовь, если человек даст ей свою энергию. Вот в чем ужас. Они все не плохие и не хорошие, они целесообразные, и поэтому непонятно, с кем, собственно, нужно бороться. Так и прокукуешь всю жизнь в клетке.
Похоже, Хлумов уже приручен. Правда, он нисколько не расстроен этим. Во многом он лопух и останется им навечно, но… Хлумов прекрасно знает, где что продается и в какую цену. Он считает в уме, урча от удовольствия, причем намного быстрее Матильды, в особенности любит считать доходы. А как он владеет игрой „Крупный бизнес“! Все шестиклассники увлечены „Крупным бизнесом“, но Хлумова теперь победить невозможно. В глазах его частенько прыгают цифры – так же, как на экране компьютера… А некий мальчик со спортивным велосипедом? Может, и он тоже? Плюс Алекс, который потихоньку завидует? Плюс другие шестиклассники, с их мобильниками, майками, нашлепками?»
Примерно такие странные вопросы бродили в голове у Саши Токарева. Когда же они ему надоели, вдруг возник новый вопрос, куда более насущный. Что будет дальше? Здесь, В ЭТОЙ КВАРТИЕ?
Он вскочил. Он ужаснулся.
Папа в последнее время здорово изменился. Появилась в нем какая-то новая энергия – страшно знакомая. Как папа теперь смотрит на «видик»! Примерно так он раньше смотрел на маму… Цепочка ясно видна. Сначала шкаф с пианино, потом Саша, кактус, Шери… И если эксперимент продолжается, то этой ночью – очередь за папой. Система упорядочит его! А потом? Каждый вечер мама пилит папу за то, что он купил электронный хлам вместо настоящих вещей. Ведь ей позарез нужны кожаное пальто и кожаные брюки. Зачахнет она без кожаных шмоток, и все тут. Папа раньше был против этих «понтов», а теперь обещает напрячься и купить.
Саша заметался. Надо было что-то делать. Немедленно. Бежать на чердак, звонить дяде Севе, смываться из дому?.. Потом он немного успокоился. «Спасу родителей, – твердо сказал он себе. – Но как? Раздолбать вдребезги всю банду? Купят новую, а меня отправят на заслуженный отдых – в интернат для дефективных. Попробовать победить распоясавшееся железо? Сумею, наверное. Ведь я его уже ни капельки не люблю… Кстати, насколько меня успели упорядочить? Смог же я разговаривать с портфелем, пообщался с Системой в моей квартире…»
Откровенно говоря, Саша Токарев был в отчаянии. Ни в чем он не был уверен, потому что имел очень слабое представление о том, как побеждают вещи. В груди стало холодно и тесно – от понимания собственной слабости. Может, все-таки отдать Алексу что-нибудь? Да нет, батя тут же заберет обратно…
План действия родился сразу. Странный это был план, непродуманный, болезненный. Да и приводил ли он хоть к какому-нибудь результату? Неизвестно. Во всяком случае, план предполагал четкие действия, а когда есть возможность действовать, исчезают и слабость, и отчаяние.
Саша сделал следующее. Включил телевизор, нашел по одной из программ весьма скучную, но познавательную передачу «Вечер в Эрмитаже», в которой давался очень важный материал по залам № 217—221, и поставил видеосистему на запись. При этом он стирал из памяти классные мультфильмы. Затем сунул в проигрыватель музыкального центра диск для изучающих древнегреческий язык – из комплекта «Повторяй за нами». И стал записывать ее прямо на кассету с суперхитами Свистни Свинс. Ему было жалко, невыносимо жалко, но он терпел. Ему хотелось остановить эту пытку, но он держался. Рушилось то, к чему он успел так привязаться.
