Раиса каждое утро приходила в клинику, стояла у двери отдельной палаты, где лежал Никодим Петрович, внутренне готовясь к безрадостной встрече с мужем. На больничной койке он потерял остатки лоска, горделивую самоуверенность, присущий ему напор и выглядел рыхлым, обессиленным, несчастным стариком. Всякий интерес к жизни, казалось, угас в нем навсегда. В его глазах ничего не отражалось, кроме недоумения и душевной боли.
И палату, и персональный уход, и лечение оплачивал Леонтий. Он общался с врачами и давал указания, кого пускать к отцу, а кого нет. Он не мог запретить Раисе посещать профессора, но и не приветствовал ее визитов.
– Хватит ломать комедию, – как-то бросил он мачехе. – Обманывать больше некого. Всем все ясно!
Она старалась не обращать внимания на его выпады. Состояние же Никодима Петровича поначалу ужасно удручало ее, но это чувство быстро притупилось.
После безобразного скандала, учиненного Эммой, Раиса сама нуждалась в покое и отдыхе. Ее нервы были на пределе. Она едва дождалась, пока разъяренные супруги вызвали такси и отправились домой. Остаток ночи она провела без сна, в лихорадочном возбуждении. Александра Ивановна тоже глаз не сомкнула, глотала валокордин и прикладывала ко лбу холодный компресс. На всякий случай она убрала подальше кухонные ножи и прочие острые и режущие предметы.
«Не бойтесь, я не собиралась на вас нападать, – успокаивала ее Раиса. – Я еще в своем уме!»
«Зачем же вы взяли ножницы?»
«Хотела порезать на кусочки проклятую картину, чтобы и следа от нее не осталось. Это все она!»
«Кто?»
«Лидия!»
Домработнице стало страшно. Не за себя – за молодую хозяйку. Та вела себя очень странно.
«Лидия давно умерла…»
«Как бы не так! – взвилась Раиса. – Она продолжает находиться среди нас, мутить воду… Эти Ракитины свихнулись на почве клинописных текстов и вавилонской чертовщины! Вы поглядите – они не похожи на нас с вами! Они бродят среди людей, словно тени из прошлого… Я задыхаюсь в их присутствии, перестаю здраво мыслить! Безумие заразно, вы знаете?»
Ее речь стала бессвязной, отрывистой. Александра Ивановна пыталась и ей на голову положить компресс, но Раиса отталкивала ее руку. С ней случилась истерика. Она то хохотала, то плакала, проклиная свою нищету, никому не нужную профессию пианистки, неудачный брак, старого мужа и похотливого пасынка, который хочет на ней выместить все накопленное годами зло, всю свою неправильную, фальшивую жизнь…
Домработница с трудом уговорила ее лечь. Такими Ракитиных ей еще видеть не приходилось. Эмма и Леонтий – при ней! – кидались друг на друга дикими кошками, и, вероятно, дома пустили в ход звериные клыки и когти. Смерть Нелли словно вскрыла долго созревавший фурункул, который истекал гноем и кровью, брызгая на окружающих. Александра Ивановна не узнавала чопорных, подчеркнуто вежливых хозяев. С цепи они сорвались, что ли?
Чтобы хоть как-то отвлечься, она встала к плите – готовить еду больному Никодиму Петровичу. Парную телятину, печеные яблоки, клюквенный морс…
Утром, не выспавшись, с красными распухшими глазами Раиса засобиралась в клинику.
«Может, я схожу? – предложила домработница. – Куда вы в таком состоянии?»
Но хозяйка слушать не захотела.
«Видеть ее не могу!» – выпалила она, намекая на злополучный портрет.
Уже в гулком коридоре перед дверью в палату Раиса опомнилась, сделала пару глубоких вдохов, пригладила волосы и потянула ручку на себя…
Профессор едва повернул голову в ее сторону. Она наклонилась, машинально поцеловала его в пергаментный лоб, будто покойника. Признаться, он в самом деле показался ей неживым – неважно, что он двигался и даже как будто говорил. Приступ тошноты заставил ее выпрямиться. В палате пахло лекарствами и дезинфицирующим средством. Белый пейзаж за окном был безлик и уныл: деревья в снегу, дорога, сугробы, соседний дом…
– А, это ты…
– Что говорят доктора? Когда я смогу забрать тебя домой?
– Не хочу домой…
Лживые фразы, лживые выражения лиц. Вернее, у профессора выражение вовсе отсутствовало.
– Сядь… – попросил он.
Раиса привычно подчинилась. Она и раньше не перечила мужу, а теперь, когда он заболел, и подавно.
– Это я виноват, – вымолвил он, и его черты исказила гримаса боли. – Я не должен был изменять Лидии. Я все время лгал, обманывал детей, себя, окружающих. Она не простила. Сначала забрала Глашу, потом Нелли… Она и тебя заберет…
* * *
Леонтий с головной болью сидел у себя в кабинете и ждал Астру. Из ресторанной кухни ему принесли зеленый чай и шоколадные пирожные. Он с детства привык успокаивать нервы шоколадом – Нелли приучила.
С мыслью о сестре вспомнилось обвинение, брошенное ему в лицо Эммой. Она разозлила его. Вульгарная, грубая швея посмела угрожать ему! Остатки уважения и родственного тепла, которые он испытывал к жене, испарились.
Астра вошла к нему прямо в шубке, улыбнулась… Он забыл о галантности, не встал, чтобы помочь ей раздеться, и она молча повесила шубку на спинку стула. От нее веяло духами и холодом с улицы.
– Извините… неважно себя чувствую… мигрень разыгралась, – пробормотал он, не испытывая смущения.
Ему вдруг стало тесно и душно от правил, которых он так долго и строго придерживался. Жил, словно в тисках. Неудивительно, что его терпение подходит к концу. Нелли теперь свободна… Свободна ли? В другом мире, вероятно, существуют другие правила.
– Чем обязан? – поинтересовался он, угощая гостью чаем и пирожными. – Вы напали на след убийцы?
– Скажем так, я иду по его следу.
– Намекните хотя бы!
Он прислушивался к пульсирующей боли в затылке. Может, это не мигрень вовсе, а давление, как у отца? Дети наследуют не только достоинства родителей, но и их пороки и болезни.
– Кое-кто считает, что сестру убили вы.
Леонтий брезгливо поморщился, отвел глаза. Уголок его рта дернулся. Боль отдавала в шею, хотелось размять затекшие мышцы, расслабиться.
– Кто же сей «доброжелатель»? Уж не моя ли супруга?
– Позвольте мне промолчать.
– Ради бога…
Все-таки он не утерпел, спросил:
– Какие же аргументы у обвинения?
– Ваша первая мачеха, Глафира Игнатьевна, ушла в мир иной при схожих обстоятельствах.
– Вот как…
– Разве у нее перед смертью не пропадали вещи?
Он резко, со стуком поставил чашку на блюдце, расплескав зеленоватую жидкость. По кабинету поплыл аромат жасмина.
– Кто вам сказал? Впрочем… ха! Не все ли равно… Ладно, черт с вами! Было такое, было. Но Глафиру никто не убивал. Она умерла от заражения крови, от инфекции, понимаете? Существует медицинское заключение! Есть свидетели ее смерти – врачи, медсестры.
