– Готов? – Пунктирные ноги влетели в дом, не разуваясь, метнулись в сторону дивана и медленно вразвалочку почапали обратно. Видно было по шагам, что человек несет что-то тяжелое. – Прощай, спина! Катька вернется – убью.
Я слышала, как она возится в сенях с дверью, как выкатывают из машины носилки и с усилием задвигают обратно. Как закрывают входную дверь на веник – подперла – и все, у нас воров нет. Как машина отъезжает под собачий лай.
На меня снова навалилась белая тишина, и белая слепота резала глаза. Двигаться я почему-то не решалась, да и куда мне было двигаться? Человеком я бы посмотрела в окно или включила бы телевизор без звука. Мало ли, какую муть там показывают, мне лишь бы картинки мелькали. Так сразу кажется, что ты не одна. А тогда я просто сидела в тишине и слепоте и даже думать не могла, смотрела и слушала пустоту.
Через час или минуту хлопнула входная дверь. Дорогу размыло? А как же Костик? Я так перепугалась, что даже не сообразила сразу: машины-то не слышно! Значит, не мои…
– Катя! – Голос был Тетьнюсин. – Не спишь еще? Свет горит… Я видела, от вас уезжала «Скорая»… Эй, есть кто?
Отвечать я, конечно, не стала. В комнате нарисовались пунктирные ноги, потоптались, прошлись туда-сюда, кажется, заглянули в соседнюю комнату.
– Никого… И дверь закрыта. Вот же чума бесовская! – Тетьнюся подошла близко-близко, я даже попятилась, испугавшись, что раздавит. Она стала шарить в моей кровати, шумно раскидывая подушки-одеяло, меня, что ли, откапывает?
– Не то я сделала… Тут по-другому надо…
Я поняла: знахарка доставала из-под подушки перекрещенные палочки. Уж не они ли избавили меня сегодня от дьякона? Я даже хотела ей крикнуть, чтобы оставила мой оберег в покое, но вовремя вспомнила, кто я есть.
Пунктирные ноги развернулись и быстро пошли к выходу. Знахарка еще что-то бормотала, но я не расслышала, наверное, это был какой-нибудь заговор. Ну вот, осталась я без оберега. Я заползла поглубже под кровать и стала ждать ночного гостя. Казалось, он явится немедленно и утащит меня в свою яму, без этих несчастных палочек я не смогу от него убежать. Даже забыла про нарисованный мелом круг, ждала-ждала… Пока не уснула.
– Ну и где ты была полночи?!
Я вскочила. Мать стояла надо мной, уперев руки в бока.
– Пока ты гуляла, брат в больницу загремел. Где была, я спрашиваю?!
Из потока слов, который вылился на мою сонную голову, я поняла, что до больницы они вчера все-таки доехали и что Костику не так уж плохо, иначе мать ни за что бы не оставила его там одного.
– Ты будешь говорить или нет?
– О чем?
Как назло, мне ничего не шло в голову. Правильнее всего в таких случаях дождаться, пока ответ придумают за тебя. У моей мамы такая фантазия! Она может запросто решить, что я ездила на раскоп к отцу, грабя по дороге банки и пуская под откос поезда. Все это босиком и без шапки. Самое разумное – дождаться, пока она это придумает, ужаснется, раскричится, упадет без сил и спросит уже нормально: «Так где ты была-то?» Тогда ей можно признаваться в чем угодно вплоть до организации теракта, она уже перегорела.
Каждый раз я обещаю себе, что вот сейчас так и будет, но у меня никогда не хватает выдержки.
– Я знаю! Ты убежала на реку, там все ваши до утра пасутся! Сбежала от больной матери Владику глазки строить! – Обвинение было метким и подлым. В неразделенной любви к Владику можно обвинить все женское население нашего поселка, включая младенцев, старух и домашнюю скотину. Так бывает: первый парень на деревне – персонаж вовсе не вымышленный, по крайней мере, у нас.
Я предсказуемо покраснела, и мать поняла по-своему:
– Приехала с соплями, всех заразила… Мать с братом с температурой валяются, а она гулять пошла ночью, чтобы еще больше простудиться! А если бы и мне стало плохо? Что тогда?
Я потихоньку закипала. Мать так и напрашивалась, чтобы ей ответили какую-нибудь гадость, вроде: «Мне так повезти не может». Что за жизнь жабья, тебя ругают, а тебе и ответить нельзя! Я закрыла рот руками и позорно удрала в кладовку.
Прикрыла за собой дверь, уселась на ржавую наковальню (у нас в кладовке чего только нет!) и долго смотрела в маленькое немытое окошко, почти не видя улицы из-за пыли и паутины. Говорила мне Тетьнюся, что б я помалкивала!
За дверью притихли. Не знаю, сколько я просидела в кладовке, но мне все время казалось, что вот уже пугающе давно не слышно никаких человеческих звуков. Ни шагов, ни звона посуды, ни телевизора. Даже если мать просто затаилась под дверью, ей давно должно было это надоесть. Давно-предавно ей пора взять газету, вязание в шуршащем пакете, да хоть ноутбук включить под узнаваемую музычку приветствия! Тихо. Отчего-то я боялась выйти, посмотреть, в чем дело. Ну не со сковородкой же чугунной мать у двери притаилась! Нет, я боялась не этого. Пусть я не сказала ничего дурного, потому что вовремя смылась, но ведь подумала! И смотрела, конечно, своим дурным глазом!..
Я шагнула к двери, но тут почувствовала что-то странное. Вроде запах, похожий на тот, когда опаливают свиную тушу. Запах паленых волос и немножечко шкуры, что он делает в нашем доме? Горим?!
Я потянулась к дверной ручке, но ноги, как заколдованные, развернулись на месте и понесли меня к окну. Руки, как чужие, спихнули с подоконника мелкий хлам, дернули шпингалет… Никогда раньше я этого не делала! Кто живет в деревне, редко вылезает через окно, потому что двери не запираются. И сейчас могла бы выйти через дверь, как все нормальные люди… Тело само как будто знало, что ему делать, и вовсе не собиралось меня слушаться. Оно красиво кувырнулось через подоконник, аккуратно встав на ноги, и почесало себе куда-то в поселок. Я не шла. Меня буквально несли ноги, а запах паленого волоса все приближался. Значит, не мы горим?
На пути мне попалась Ирка. Вот уж кого совсем не хотелось видеть! Меня несло на запах гари, а она некстати висла на руках и трещала в уши что-то невразумительное.
– А я знаю, что ты приехала! Думала дома отсидеться, так не выйдет! А что твои-то разболелись так? Говорят, «Скорая» приезжала? Ты в аптеку, да? Я с тобой, мне тоже надо. Да скажи уже что-нибудь, язык проглотила?
– Да.
– Ты расстроена, да? Извини, не подумала. Ничего, все болеют. У них же ничего опасного, да?
– Да.
– Ну вот! Приходи лучше вечером на реку, расскажешь, как съездила. Хоть развеешься.
– Нет.
– Ты на что-то обиделась?
– Нет.
– Да что с тобой?! – Она попыталась преградить мне путь и остановить наконец, но я только отдавила ей ногу. Даже скорость не сбавила.
– Ты куда? Аптека в другой стороне!
– Туда. – Мы уперлись в Тетьнюсин забор, и я полезла через него. В шаге от калитки. Открытой, только ногам было все равно. У них была какая-то цель, им было плевать на заборы.
