– Что значит это слово? – заинтересовался Матвей.
– Я думаю, repair, чинить, то есть репеять, – объяснил догадливый Илья Сергеевич.
– В Москве, – передразнил Ванечка. – Понятно дело! А сейчас? Я без очков не фоткаюсь и не выкладываю!..
– У тебя в номере ещё десять пар.
– И что? Мне теперь ждать, когда мы до номера доберёмся?!
– Возьмите мои, – предложил Матвей и сдёрнул с носа очки. – Наверное, в них не очень удобно смотреть, там диоптрии и цилиндры. Но сфотографироваться можно.
– О, гут! Спасибо!
Ванечка нацепил очки Матвея, сделал несколько селфи с Лилечкой и без, помотал головой и потёр глаза.
– Ничего не видно, – сказал он весело. – Как же вы ходите?
– Мне видно.
– Вы бы их заменили, – посоветовал Ванечка совершенно искренне. Илья наблюдал всю сцену с интересом. – Зачем мучиться? Да ещё тяжеленные!
– Я привык.
– Лиль, пойдём возьмём очки.
– Вы видели? – спросила Лилечка, конкретно ни к кому не обращаясь и что-то молниеносно набирая на телефоне. – Артобалевский приехал! Я утром думала, думала, на кого чел похож, а потом сообразила. Только он куда-то делся, а я хотела с ним селфи сделать и в инстаграмм выложить. Я бы уже сто лайков набрала. На обед пойдём, я его подкараулю. Такая редкая редкость – Артобалевский!
– Вы с ним знакомы? – спросил Илья, и Лилечка отрицательно покачала головой.
– В Нью-Йорке видела, в клубе. Но там к нему не подойдёшь, всё время рядом кто-то крутится! Ванечка, помнишь, мы с тобой его видели? Ещё всякие звёзды были, Вуди Аллен, Тимати.
– Помню, – согласился Ванечка.
– Вдруг я ему понравлюсь и он пригласит меня сниматься в кино?
– Вы актриса? – тут же спросил Илья Сергеевич. Лилечка стрельнула в него глазами и опять уставилась в телефон.
– Н-нет, но мне кажется, это необязательно. Самое главное – красота, а я красивая. Ванечка, я красивая?
– Ты самая красивая девочка в мире! И я на тебе женюсь!
– Вот ещё, – засмеялась Лиля. – Я же пока окончательно не решила! Если меня позовут в кино, я буду сниматься, стану звездой и замуж не выйду ни-ког-да!
– Всё равно я тебя уговорю!
Лилечка прыгнула на него, он подхватил её и закружил. Они кружились, хохотали, почти упали в песок, но телефонов из рук не выпускали.
Когда они скрылись за деревьями, какофония утихла и вернулась тишина, Илья промолвил задумчиво:
– А вы говорите, шкипер и обезьяна…
Матвей посмотрел на него с надеждой, как будто тот сказал что-то очень ободряющее, верное, но продолжать Илья не стал.
– Эта девушка на самом деле красивая? – спросил Матвей. – Нет, вы не подумайте!.. Я просто не разбираюсь. Вот с вами вчера была красивая девушка. Вы говорили, что наша, из ресторана. Но в ресторане бывает другая. Похожая, но не она.
– Она, – возразил Илья Сергеевич. – Пожалуй, я понимаю, отчего вам так кажется. Просто она бывает в разном настроении. В ресторане, как правило, – в плохом.
– Да, да, – согласился Матвей с энтузиазмом. – А эта девушка совсем не красива. Она… как бы это… она изображает красоту. Но это совсем не одно и то же. Я был в Сикстинской капелле, там есть Рафаэль, а есть полотна, которые изображают, что их писал Рафаэль. Вы знаете, различия огромны.
– Вы разбираетесь в живописи?
Матвей сник.
– Трудно сказать. Наверное, нет.
Илья, прищурившись, посмотрел на блестевшую ртутным блеском воду.
– Я должен зайти в магазин Зои Семёновны. Хотите со мной?
Матвей разволновался:
– Вы опять станете спрашивать её про убийство? Она же ничего не может знать, она ни при чём!
– Матвей Александрович, – сказал Илья. – Если я не буду спрашивать, мы никогда не узнаем, кто на самом деле убил вашу хорошую знакомую Лилию Петровну. Она помогала вам и опекала вас, что бы то ни значило. И кто-то её убил. Разве не важно узнать, кто это сделал?
– А почему важно?
– Позвольте?
– Какое имеет значение, кто убил? Уже ничего не удастся изменить, – объяснил Матвей. – Это так, и не может быть иначе.
– А если тот, кого посадили за убийство, не виноват?
– А если тот, кого могут посадить, виноват ещё меньше?
Илья Сергеевич поддал носком сапога песок.
– Когда вы так говорите, можно на самом деле заподозрить, что вы душевнобольной.
– Как я замёрз, – содрогнулся Матвей. – Давайте берегом пройдём. Потом в горку придётся подниматься, но зато красиво.
И они побрели по берегу, думая каждый о своём. В полном и каком-то унылом молчании они дошли до магазина «Народный промысел». Дверь была нараспашку и подпёрта половинкой кирпича. В листьях чесалась чёрная собачонка. Завидев Матвея, она вскочила, подбежала и ткнулась ему в ноги.
Матвей присел.
– Привет, – сказал он. – Как ты живёшь?..
Мелкими и очень белыми зубами собачонка нежно прикусила его пальцы. У Матвея были красивые руки – узкие, с тонкими запястьями и длинными пальцами.
– Моя знакомая, – сказал про собачонку Матвей. – Не знаю, что делать. Зимой её лисы могут съесть. Здесь кругом лисы. А в Москве ей не понравится жить.
– Не понравится, – согласился Илья и подумал про Хэма, который терпеть не мог её Москвы, зато очень любил дачу.
– Вы в шахматы играете? – спросил Матвей. – Есть одна задача, никак не могу решить.
Не отвечая, Илья поднялся на две ступени, открыл вторую дверь, звякнувшую колокольцем, и зашёл в небольшое, тесно заставленное помещение.
Жёлтый свет заливал два небольших прилавка и витрину с выложенными одним краем салфетками, воротничками, накидками. На стенах висели чеканки и расписные кухонные доски. Также были представлены деревянные вешалки и плашки с выжженными надписями «Пар всему голова», «Мир этому дому», «У кого хороший аппетит, того Бог за всё простит», «Хочешь быть сыт, садись подле хозяйки» и прочее.
Хозяйки, подле которой следовало садиться, не было видно.
– Зоя Семёновна, – позвал Илья, – можно к вам?!
Никто не отозвался, хотя кошёлка, постоянная спутница Зои, стояла на стуле. Илья заглянул в кошёлку.
Сверху лежала плотная связка бананов, под ней целое кольцо краковской колбасы, свежий, ещё дышащий кирпич белого хлеба, а под ним… Илья не поверил своим глазам, вытащил буханку и посмотрел ещё раз. На дне кошёлки была увесистая бутылка виски.
В отдалении хлопнула дверь, и над головой зазвучали шаги.
– Кто тут?
