— Это какая-то нелепость, — пробормотала Кэнди.
— Что ты сказала?
Отец опять ее встряхнул, на этот раз сильнее. Она отпрянула от него, споткнулась и, потеряв равновесие, упала на грязную землю. Ноздри ее заполнил запах куриного помета. Отец расхохотался. Смех его был торжествующим и злобным.
— Кэнди! — произнес чей-то голос.
Она закрыла лицо ладонями, чтобы куры не поцарапали его когтями, и не видела, кто к ней обращался, а только слышала, как ее позвали по имени. Наверное, из дома. Она посмотрела на окна сквозь щель между пальцами.
— Вот дурища! — сказал отец, наклоняясь, чтобы снова ее схватить.
И тут голос позвал ее во второй раз:
— Кэнди!
Кто же это мог быть? Ясно, что не отец. Она осторожно отвела ладони от лица и осмотрелась. Нет ли поблизости еще кого-нибудь, кроме нее и отца? Нет. Только он, по-прежнему зло хохочущий. И мать, которая все еще плачет на кухне. И куры. Невесть откуда взявшиеся. Которым не было числа.
Все происходящее казалось каким-то бессмысленным. Вроде какой-то ужасной...
«Постой, — сказала она себе. — Погоди! Это ведь сон!»
Стоило этой мысли облечься в слова, как ее позвали в третий раз:
— Кэнди, пожалуйста, открой глаза!
«Вот и все, что от меня требуется, — подумала она. — Все, что я должна сделать, это открыть глаза».
Решение оказалось таким простым, что она расплакалась. Кэнди чувствовала, как слезы просачиваются сквозь ее сомкнутые «веки и текут по щекам.
«Открой глаза!» — приказала она себе.
— Ты для меня сплошное разочарование, — тем временем внушал ей во сне отец. — Ты разве этого не знала? Я хотел иметь дочь, которая бы меня любила. А вместо этого у меня ты. Которая меня не любит. Это ведь так?
Кэнди промолчала.
— ОТВЕЧАЙ! — взревел отец.
Но ей нечего было ему ответить. Во всяком случае, она не могла дать такой ответ, который ему было бы приятно услышать. Поэтому она подняла на него глаза и сказала:
— Пока, отец. Мне надо идти.
— Идти?! — переспросил он. — Куда это, черт побери, ты собралась, скажи на милость? Никуда ты не пойдешь, ясно? Некуда тебе идти!
Кэнди улыбнулась про себя.
И, продолжая улыбаться, открыла глаза.
Она снова очутилась на борту одномачтовой лодки, которая унесла их с Шалопуто от берегов Двадцать Пятого Часа. Лодка тихо покачивалась на волнах, совсем как колыбель. Неудивительно, что Кэнди задремала. Шалопуто склонился над ней, стоя на коленях. Его лапа, обтянутая грязно-оранжевой кожей, покоилась на ее плече.
— Ну наконец-то! — с облегчением проговорил он. — А то я прямо не знал, надо ли тебя будить. Но мне показалось, ты видела не очень-то хороший сон...
— Верно.
Кэнди приподнялась и села, и слезы, которые набежали ей на глаза во сне, полились по щекам. Кэнди не стала их отирать. Казалось, они смыли незримую пелену с ее глаз, и она стала лучше видеть окружающее. Иначе почему бы вдруг мир вокруг нее — море Изабеллы, небо, усеянное белоснежными облаками, даже надутый ветром парус — стал казаться ей удивительно, невероятно, неописуемо красивым?
У левого борта лодки кто-то звонко рассмеялся. Кэнди повернула голову. Почти вплотную к их суденышку плыла небольшая стая рыб, похожих на дельфинов, но покрытых блестящей золотистой чешуей. Рыбы то и дело выскакивали из волн и, сделав в воздухе сальто, снова погружались в Изабеллу.
Шум, которым они сопровождали эти игры, походил на смех. Вернее, нет, не походил. Потому что это и был смех, звуки которого так чудесно гармонировали с картиной мира, представшей перед ее взором сразу же после пробуждения: морем, небом и парусом. Все, на что она с любовью смотрела, улыбалось и смеялось вместе с чешуйчатыми дельфинами.
Кэнди поднялась на ноги. Ветер дул ей в спину. Вспомнился маяк — казалось, она взбиралась на него сотню лет назад. Вспомнился свет, который привел за собой море Изабеллы.
— Я взаправду здесь, да? — спросила она, обернувшись к Шалопуто.
Тот весело засмеялся:
— Конечно, здесь! Где же еще? Кэнди пожала плечами:
— В том месте, которое мне приснилось.
— В Цыптауне?
— Откуда ты знаешь?
— Ты ведь плакала.
Кэнди вытерла щеки тыльной стороной ладони.
— Знаешь, мне на минуту...
— ...показалось, что ты туда вернулась? Кэнди кивнула.
— А когда я проснулась, то даже не сразу поняла, в каком мире я нахожусь, какой из них — реальность.
— Наверное, и тот и другой, — сказал Шалопуто. — И может, мы когда-нибудь снова оседлаем прилив и поплывем туда, ты и я.
— Не представляю, зачем бы нам это могло понадобиться.
— Я тоже, — кивнул Шалопуто. — Но как знать? Ведь было же время, когда ты и не подозревала, что окажешься здесь.
— Конечно, — согласилась Кэнди.
Она снова взглянула на смеющихся рыб. Похоже было, что они затеяли игру — кто выше прыгнет.
— Как ты думаешь, могла ли часть меня всегда находиться здесь, в Абарате? — спросила она.
— А почему ты так решила?
— Потому что... я себя чувствую тут как дома. Словно моя родина не в том мире, а в этом. — Она подняла голову. — Это небо. — И, опустив взгляд, продолжила: — Это море. — И прибавила, помолчав и вытянув вперед руку: — Эта кожа.
— Ну уж кожа-то у тебя здесь такая же, как была там, — возразил Шалопуто.
— Правда? А по-моему, немного другая. Шалопуто усмехнулся.
— Что тебя так рассмешило?
— Мне только сейчас пришло в голову, какая же ты все-таки странная. Моя героиня. — Он поцеловал ее в щеку, продолжая улыбаться. — Самая странная из женщин, каких я встречал.
— А много ты их встречал?
Шалопуто помолчал, по-видимому производя в уме необходимые подсчеты.
— Ну-у... Во-первых, тебя. А моя мама, думаю, не в счет. Вот и все.
Настал черед Кэнди звонко рассмеяться. Ей вторили чешуйчатые дельфины, подпрыгивая все выше и выше.
— Думаешь, они понимают шутки? — спросил Шалопуто. Кэнди перевела взгляд на небо.
— По-моему, сегодня весь мир понимает шутки.
— Хорошо сказано! — улыбнулся Шалопуто.
— Взгляни-ка туда, — и Кэнди указала на небо у горизонта. — Мы движемся к ночным Часам. Я вижу звезды.
Ветер отогнал все облака к юго-западу. Небо было лазурно-синим и лишь впереди отсвечивало пурпуром.
— До чего же красиво! — воскликнула Кэнди.
