Марина совсем смутилась:
– Нет, но я… Правда, случайно.
– Да пошла ты… – оборвала ее Катя, раздраженно отстранила плечом толпящихся вокруг сочувствующих одноклассниц.
– Булатова, как ты? – подбегая, обеспокоенно спросил физрук.
– Замечательно, – зло буркнула Катя, обходя его стороной.
– Ты загляни в медпункт на всякий случай.
Булатова не ответила, даже не кивнула из вежливости, вышла за ограду стадиона, протопала до крыльца и скрылась в дверях спортивного зала. Там она торопливо переоделась, подхватила сумку и устремилась к выходу, низко опустив голову.
Вы только представьте, королева – низко опустив голову!
– Ты куда? – задержал ее охранник у самых дверей.
– Домой, – мрачно произнесла Катя.
– Не… – начал было охранник, но Катя резко вскинулась и уставилась на него.
Хватило одного взгляда. Как гоголевскому Вию или медвежонку Паддингтону.
Охранник опешил и даже сделал приглашающий жест, словно хорошо обученный швейцар: «Пожалуйте, ваше величество».
Мир выглядит странно, если смотреть на него одним нормальным глазом и одним заплывшим, выглядывающим сквозь узкую бойницу раздувшихся век.
Ну ты и зараза, Лавренкова!
Марина
Вечером Марине встретился Кирилл.
Раньше они очень часто виделись, потому что жили рядом и учились в одной школе хоть и в разных классах, а теперь…
Словно Лавренкова не в лицей перевелась, а вообще в другую жизнь, в другой мир, который миру Кирилла параллелен. Не то чтобы совсем уж безразличен, но пересечься они могут лишь при определенных условиях, которые складываются крайне редко.
– Ну чего? – сразу поинтересовался Кирилл. – Как там на новом месте?
– Нормально. – Марина равнодушно дернула плечом. – Школа как школа.
Кирилл внимательно вгляделся в ее лицо:
– Что-то не наблюдаю воодушевления и восторга.
Марина опять дернула плечом, намекая, что восторги абсолютно не обязательны.
– С одноклассничками не повезло? – проницательно определил Кирилл.
– Да не то чтобы… – Марина повела рукой, но потом ответила откровенно: – С одной. С одноклассницей. Я с ней за одной партой сижу.
И она рассказала про Катю.
Кирилл выслушал, усмехаясь, и заключил:
– Типичная самовлюбленная стерва. Красивая, но наверняка беспросветно тупая.
– Да ты что? – возмутилась Марина.
Видимо, она подобрала неудачные слова или говорила не с теми интонациями, или Кирилл судил чересчур категорично.
– Она очень хорошо учится!
– Еще и умная, значит? – Кирилл презрительно скривился.
– Слушай, Кир! Ты ведь даже не знаешь ее, а уже злишься. Она же тебе ничего плохого не сделала, – стремясь к справедливости, вступилась за одноклассницу Марина.
– Зато тебе сделала, – напомнил Кирилл.
Но Лавренкова опять не согласилась:
– Нет. Ты не понял. Просто не складывается у нас. А потом, это ведь я…
– Что ты?
Тогда Марина немножко рассказала про Катю. Точнее, про урок физкультуры и баскетбол.
– Ты ей фонарь засветила? – Кирилл довольно ухмыльнулся. – Серьезно?
Марина смутилась и опять почувствовала себя виноватой:
– Похоже, что так.
На следующий день Катя в школу не пришла, и Марина вполне вольготно чувствовала бы себя в одиночестве за четвертой партой у окна, если бы ни угрызения совести – вроде мелкие, но въедливые и острозубые. Потому что наверняка Катино отсутствие вызвано вчерашней неудачной встречей булатовского глаза с лавренковским кулаком. Марина тоже лучше уроки прогуляла бы, чем светила на всю школу новеньким фингалом.
Это мужчин шрамы украшают, а девушкам, тем более красивым, как известно, больше подходят бриллианты и прочие драгоценности.
Катя появилась в школе через день с мрачным готическим макияжем. Глаза густо подведены черным, тени на веках тоже черные. Только губы Булатова не стала красить ни темным, ни кроваво-красным. Сделала их бледными, почти сливающимися с тоном лица. А вот глаза редкого янтарного цвета, характерного не столько для людей, сколько для диких кошек, будто засветились, хищно и недобро.
Эффект получился потрясающим. Словно шествовала по школьным коридорам не живая девушка, а призрак, невеста Дракулы, ну или скорее всего одна из эриний – непрощающая Алекто – скорая лавренковская смерть. Она неминуемо приближалась к несчастной Маринке. Подошла почти вплотную, застыла над ее горемычной головой, накрыв темной тенью, но даже не удостоила взглядом, плюхнулась на соседний стул, громыхнула по столу сумкой, и в классе уже в который раз повисла напряженная тишина. Разрушило ее только появление Елены Валерьевны.
Тихонько щелкнул дверной язычок, простучали каблуки по линолеуму, шаркнул отодвигаемый стул.
– Все на месте? – Химичка обвела глазами класс.
Сначала и по Булатовой ее взгляд скользнул, не задержавшись, но почти сразу метнулся назад, ошарашенно уперся в густо обведенные черным глаза.
– Господи, Катя! Что вдруг еще?
– Решила соотнести внешнее с внутренним, – спокойно сообщила Булатова.
Елена Валерьевна озадаченно свела брови, не стала делать вид, что разобралась в загадочной фразе.
– В смысле?
– Учусь быть искренней и прямолинейной. – Катя скривила неестественно бледные губы. – Какие чувства у меня вызывает данное заведение, такие честно и выражаю, в том числе внешним видом.
Елена Валерьевна по-химически умело сдержала бурную реакцию и предположила достаточно спокойно:
– Следовательно, школа у тебя вызывает самые мрачные и безнадежные мысли?
– Нет, – неожиданно возразила Булатова. – Еще и мистическо-романтические. – Она закатила глаза, став еще более инфернальной, но неожиданно продолжила весьма реалистично: – И давайте займемся химией. Все-таки.
На перемене Катя попалась на глаза директрисе, и та тоже пожелала узнать, что произошло с ученицей, до сей поры выглядевшей вполне прилично. Ну то есть соответственно статусу лицея.
Директриса не стала разбираться в коридоре при всем честном народе, а тактично (но, возможно, и для усиления эффекта) увлекла Булатову в свой кабинет. И больше Марина Катю не видела.
Честно. Вот именно так, сверхъестественно и жутковато. Ушла и не вернулась. Навеки сгинула, как в готических романах.
Нет, не напрасно она так накрасилась, и самые мрачные предчувствия ее оказались не напрасны.
Только чуть позже среди десятиклассников поползли слухи о том, что Булатова честно рассказала директрисе о своем случайном фингале, и та разрешила ей отсидеться дома остаток учебной недели. Все-таки отсутствие на уроках не так страшно, как подбитый девичий глаз или жесткий готический макияж.
