А сейчас прошла мимо – именно мимо. Ведь заметила Кирилла, но только нос повыше задрала, как будто он ее внимания недостоин.
– Очень даже ничего, – раздалось рядом.
Кирилл оглянулся. Отец провожал взглядом гордо удаляющуюся Катю.
– Пап! Ты даешь! А как же Диана? И вообще она еще школьница.
Отец вытаращил глаза на сына, потом хохотнул:
– Кирюш! Ты чего мелешь? Это так ты обо мне думаешь?
Кирилл стушевался, хоть и попытался этого не показать, хмыкнул якобы невозмутимо. А отец качнул головой:
– Просто я заметил, как ты на нее заинтересованно смотришь.
– Я? Заинтересованно? – Кирилл искренне возмутился: – Просто я с ней знаком немного. Маринка же в другую школу перешла, и это ее новая одноклассница.
Хотелось еще добавить про редкую стерву, но папа точно не одобрил бы: он совершенно не терпел грубостей по отношению к женщинам.
– Понятно, – многозначительно проговорил отец, а потом задумчиво добавил: – Знаешь, есть у них что-то общее.
– У кого?
– У этой девушки и Дианы.
Кирилл не стал возражать. Тут папа в точку попал. Обе они Кириллу откровенно не нравились.
– Возвращайся поскорее, – на прощание проговорил отец.
Кирилл отправился дальше по вызову Широкова. До школы оставалось буквально несколько шагов, и тут опять ожил мобильник.
– Кир, – произнес Димон и неуверенно замялся: – Короче, тут такое дело. Отбой, в общем.
– Какой отбой? – вскипел Кирилл. – Я уже почти дошел.
– Ну понимаешь, так получилось, – проговорил Широков, похоже, без особых угрызений совести. – Я тебе завтра все расскажу. Ну пока.
Кирилл минут пять простоял на одном месте. Вроде как в знак протеста. Ну или чтобы зря не протирать подошвы и не метаться из стороны в сторону, если судьбе заблагорассудится послать его еще куда. Но судьба то ли выдохлась, то ли потеряла к Кириллу интерес: за пять минут не подала ни единого знака. Пришлось возвращаться домой, перебирая в памяти то, что за сегодня случилось.
Катя
Разговор Самсоновой с Кривицыной Катя услышала случайно.
Они сидели в столовой за соседним столиком к Кате спиной и не подозревали, что она рядом. Иначе бы выбрали другую тему.
А Катя не собиралась подслушивать, но вдруг прозвучали знакомые имена, и уши настроились сами, как антенны на нужный сигнал.
– Знаешь, с кем я вчера Маринку Лавренкову видела? – спросила Кривицына у подруги. Голос ее аж подрагивал от значимости момента и важности информации. Она даже не дождалась, когда Самсонова отреагирует и произнесет заветное «с кем?»: – С Антоном Мажариным!
– И что они делали? – взволнованно выдохнула Самсонова.
– Стояли и разговаривали.
– И все? – разочарованно протянула Самсонова. – Ну и что?
– Ну как? – возмутилась Кривицына. – Что общего может быть у Маринки и Мажарина? Ничего! Только если…
– Думаешь, он к ней подкатывает? – одновременно с сомнением и удивлением предположила Самсонова. – Да ну… Хотя… – Она молчала пару секунд, потом вспомнила о Кате. – А как же Булатова? Они же, наверное, года два уже вместе.
– И не говори, – хмыкнула Кривицына. – И как он столько времени выдержал?
У Самсоновой хватило совести – а может, чувства справедливости, – чтобы заступиться:
– Катя же красивая, на нее все парни пялятся. А Маринка по сравнению с ней – ничего особенного.
– Внешне, может, и ничего особенного. Однако Мажарина зацепила. – Кривицына хихикнула. – И скоро останется наша Катечка у разбитого корыта. А Антоша будет с Лавренковой.
– Ну и правильно, – подытожила Самсонова. – А то такой хороший парень с такой… – Она красноречиво замолчала на середине фразы.
Кате захотелось рывком развернуть Самсонову к себе и все-таки выяснить: с какой «такой»? Но она лишь громко кашлянула.
Самсонова с Кривицыной разом вздрогнули и обернулись. Курицы! Потом одновременно заискивающе, по-идиотски заулыбались, вскочили из-за стола и поскакали к выходу, бросая друг на друга страшные взгляды.
Катя усмехнулась им вслед. Вот оно, свершилось! Появилась тема для обсуждения. Пришла в класс, откуда ни возьмись, скромная, робкая замухрышка, вся такая милая и положительная, и посрамила злую королеву, увела у нее прекрасного принца.
Сколько же будет разговоров! Ни одна девчонка в школе не удержится – ввернет хоть одно словцо, выскажет свое мнение.
Почти каждая заявит: «Так ей и надо! Сама виновата! Слишком много о себе думает!» – и побежит смотреть, как там Катя.
Потрясающее зрелище, когда кто-то чьими-то тихими стараниями падает с пьедестала или с крыши небоскреба.
Все равно ничего выдающего не увидите. Катя привычна к поражениям. Отработанная схема: упала, встала, отряхнулась и пошла.
Антон заметил ее с другого конца коридора, окликнул:
– Кать! Подожди!
Она остановилась, даже развернулась в сторону Мажарина и неприветливо бросила навстречу:
– Чего тебе?
Антон озадаченно застыл – словно укололся о холодные иглы. Выражение лица – дурацкое и к тому же виноватое. Сейчас произнесет что-нибудь жалостное или извиняющееся.
– Ну… Кать… я…
– «Ну… я…» – нетерпеливо передразнила его Катя. – Что-то, Тоша, оскудел у тебя лексикончик. Ничего нового добавить не хочешь?
– Кать, ты чего? – окончательно смешался Антон.
Никогда еще Катя с ним так не разговаривала – с открытой неприязнью, с колючими интонациями. Но дальше – больше.
– Ничего. Достал ты меня. – Катя не повышала голоса, и со стороны казалось, что они мирно беседуют. Никто бы не догадался, что Булатова сейчас произносила: – Отвали, Мажарин. Не о чем нам разговаривать.
– Кать!
Почему он такой терпеливый? Не заорет, не убежит обиженно.
Потому что виноват перед ней. Предатель.
Ведь знала же, знала, что нельзя никому доверять. Но Антон казался таким надежным, таким бесхитростным.
Вот именно, что казался…
Откуда-то сбоку вывернула Лавренкова.
Ни за что не пройдет мимо, обязательно сунет свой досужий нос. На вид – невинная овечка, будто и не догадывается ни о чем. Подвалит и заботливо поинтересуется: «Что тут у вас?»
У нас – ничего! Больше ничего.
И вообще теперь к Антону с Катей местоимение «мы» ни в какой форме неприменимо.
Катя развернулась, не дожидаясь продолжения разговора.
Упала, встала, отряхнулась и пошла.
