— Текучий хребет Руси, — повторила Гита задумчиво. — А ведь и правда, мой рыцарь. На хребте лепятся племена и народы, и Русь превращается в живое существо…
— Все — на правый борт! — крикнул вдруг Мирослав, круто закладывая руль.
Все, кто был на палубе, устремились к правому борту. Шхуна едва не легла на левый борт, прополоскав паруса в днепровской воде. Капитан умело переложил руль, и судно выровнялось.
— Все на борту? — спросил Мирослав.
— Все, капитан, — ответил Мономах. — Лихой был разворот.
Ратибор первым расслышал в воздухе то ли шорох, то ли легкий посвист. Расслышал и бросился к Английской королеве, свалил ее на палубу, прикрыл своим телом. И вовремя: в спину Ратибора вонзилась пущенная с крутого правого берега стрела.
— Засада!.. — крикнул капитан. — Все, кто может, за оружием!
Расторопный Добрыня первым бросился в каюту, за ним поспешили и остальные.
А стрелы продолжали наполнять воздух шуршанием и посвистом, исполняя знакомую каждому воину песнь смерти.
— Уводи шхуну, Миросла… — крикнул Мономах, но кто-то огромный сбил его с ног и навалился сверху…
Мономах сбросил с себя тяжелое тело любимца Свирида. Выдернул из его спины две стрелы, предназначавшиеся ему, Владимиру, и коснулся пальцем острия. На стрелах не было ни крови, ни яда. Да и стрелы казались не боевыми, а самодельными. И Безымянный, слава Богу, был жив.
К тому времени на палубе вновь уже появился Добрыня. Став на колено, он одну за другой, почти без перерыва, послал в кустарник три стрелы. Кто-то вскрикнул в кустах тонким мальчишеским голосом, полным ужаса и боли.
Мономах выдернул стрелу и из спины Ратибора, прикрывшего собой Английскую королеву. На стреле светилась капелька крови, но яда и на ней явно не было.
— Это не воины! — крикнул Добрыня. — Это мелюзга, великий князь!
— Понял, — кивнул Мономах. — За наградой Вильгельма прибежали.
На палубу выскочили и другие лучники. Град стрел обрушился на береговой кустарник, и оттуда врассыпную с испуганным криком бросилось несколько парнишек.
— Ты нашу королеву не придушил часом? — Мономах старался оттащить тушу графа подальше от хрупкого тела Гиты.
— Нет, великий князь, я на руки опирался. Тяжелый, знаю.
— Молодец. — Владимир склонился к Гите и осторожно приподнял ее. — Вы не ушиблись, ваше величество?
— Кто-то обещал мне полную безопасность в землях Великого Киевского княжения!
— А это не опасность, моя королева. Это мальчишки решили заполучить награду Вильгельма. Но они уже разбежались, побросав свои самодельные луки и стрелы. И все же прошу вас: спуститесь в каюту.
— Неси меня на руках, — шепнула Гита, прижимаясь щекой к его плечу.
— Слушаюсь, ваше величество.
— Скажешь Свириду, что я исполнил его приказ, — угрюмо сказал Безымянный.
— Скажу. Если скажешь мне свое имя.
Безымянный молча отошел на корму.
4
В Киеве в великокняжеском дворце радостно готовились к встрече с королевой Гитой, Владимиром Мономахом, их спасителем капитаном Мирославом и со всеми, кто, борясь и страдая, помогал им выбраться из засад и капканов на тяжком пути. Горожане уже были наслышаны об их подвигах, поскольку киевские глашатаи широко оповещали об этом все население — даже закупов, смердов и рабов.
Не только великокняжеский дворец, но и весь Киев ждал возвращения героев схватки с самим Вильгельмом Завоевателем и его прихвостнями. Ждал бурно и восторженно.
Далеко вперед по Великому торговому пути из варяг в греки были выставлены махальщики, передававшие по цепочке известие о приближении шхуны капитана Мирослава. Были заготовлены специальные шесты с факелами наверху, которые должны были зажечь, если шхуна появится в сумерки. Были расставлены и барабанщики с колотушками.
Великий князь Киевский Всеволод повелел звонить во все колокола стольного города, чтобы всяк знал, кого встречает столица Руси.
То и дело он забегал к супруге, великой княгине Анне, чтобы в сотый раз сообщить ей, что Владимир, краса и гордость семьи, наконец нашелся и спешит в Киев.
— Он нашелся!.. Нашелся!.. Господь Всемогущий, кланяюсь Тебе низко и припадаю к стопам твоим!..
Византийская принцесса и великая княгиня Киевская была куда сдержаннее своего мужа. Она всегда знала, что сын ее жив, и твердо веровала в это, потому что материнское сердце — вещун.
Был загодя заготовлен пир: не только во дворце, но и в самом городе были накрыты столы с едой и немалой выпивкой для купцов и торговцев, воинов и инвалидов войн, вдов и сирот, и даже для закупов, смердов и рабов. Все, как один, должны были радоваться возвращению наследника великокняжеского престола.
И наконец настал день великого праздника. Шхуна Мирослава пришвартовалась к киевской пристани, матросы сбросили крепежные концы, спустили трап. Первым на родную землю ступил наследник престола Владимир Мономах. Перекрестился, стал на колени и поцеловал родную землю. Поднявшись с колен, подал руку Гите, королеве Английской, и она тоже сошла на пристань, тоже перекрестилась и тоже встала на колени и поцеловала приютившую ее землю.
Народ, окруживший пристань, взвыл от восторга, в воздух взлетели шапки, и во всех киевских соборах, церквях и часовнях зазвонили колокола.
К пристани шагнул великий князь Киевский Всеволод. Крепко обнял сына. По щекам его текли слезы.
— Жив… Жив! Слава тебе, Господь наш!..
И уступил сына великой княгине. Обняв Мономаха, мать прошептала ему:
— Не заходя во дворец, обойди все столы города, выпей, закуси и низко поклонись каждому столу. Тебе править, и этого никогда не забудут киевляне. Не забудут твоей изрубленной мечами брони, надтреснутого шлема и усталого меча. Иди, сын, иди! Королеву Гиту я возьму к себе.
— Спасибо, матушка моя, — шепнул Мономах.
Снял шлем, положил его на сгиб локтя и пошел к накрытым столам киевлян. А за ним последовали его боевые друзья Ратибор и Добрыня.
Возле каждого стола Мономах останавливался, низко кланялся народу, целовал хлеб, съедал кусочек, сердечно благодарил, кланялся на прощанье и шел к следующему столу.
И люди за столами — бояре и дворяне, купцы и торговцы, воины и инвалиды, вдовы и сироты, закупы, смерды и рабы — восторженно встречали его.
А дворец терпеливо ждал. Ждал порывистый великий князь Всеволод, ждали бояре, ждали воеводы, ждали сестры, ждали их подружки. И, конечно, совсем по-особому ждала мать. Великая княгиня Киевского княжества.
Ждать им пришлось более четырех часов, потому что Владимир Мономах никого не обошел своим вниманием и нигде не торопился.
