Только не в этот раз. Эфир был пуст и безрадостен, словно карман алкоголика.
Тогда Миша пообедал сухим пайком, запил чаем из термоса, полчаса поспал в кабине (свежая голова думает лучше) и решил попытаться спуститься вниз по лестнице. Взял рюкзак с самым необходимым, оружие (пистолет), лом, мощный фонарь, запер «Проходимец» и отправился. Несмотря на возникающие то и дело завалы, ему поначалу удалось неплохо продвинуться, но на глубине около полукилометра удача закончилась. Путь преграждал сплошной завал, пробиться через который с помощью лома не удалось.
Была у Миши Марочкина одна хорошая черта. Точнее, их было несколько, но эта была одной из лучших. Если он чего решил, то шел до конца. Невзирая. Вот и здесь. Другой бы повернул назад, утешая себя мыслью о том, что сделал все, что мог. Но не таков был Миша. Он вытащил из рюкзака килограммовый брикет старого доброго пластита ПВВ-4, вставил запал, поместил брикет как можно глубже между обломками и камнями завала, поднялся вверх по лестнице, повернул за угол и привел взрывчатку в действие.
Когда дым и пыль чуток рассеялись и слух более-менее восстановился, незадачливый взрывник обнаружил, что завал впереди нисколько не пострадал и даже вроде бы укрепился. Но зато позади него на лестнице возник новый, отрезающий Мише путь наверх. Это новое обстоятельство Марочкина доканало, и он понял, что проиграл. Без посторонней помощи добраться до товарищей он не мог.
«В конце концов у них тоже есть пластит, – подумал он. – Будем надеяться, что все живы и попробуют сами пробиться наверх. А я, пожалуй, отправлюсь за помощью. Какого черта я здесь сам корячусь? Вернусь через Туманную Поляну назад, возьму взвод солдатиков… Может, у них и грамотный взрывник найдется. Идиот. Надо было сразу так делать».
Однако быстро вернуться не получилось. К тому времени, когда измученный Миша с помощью лома и многих выразительных русских слов (пластит он решил пока оставить в покое) пробился сквозь им же устроенный новый завал и поднялся на поверхность, солнце зашло, и наступила ночь.
Чувствовал себя Миша прескверно. Он очень устал, его познабливало. Хотелось плюнуть на все, поесть, лечь и уснуть до утра. Даже можно не есть, есть почему-то не хочется, видимо, и впрямь переутомился. Тем не менее Марочкин пересилил себя. Проглотил таблетку легкого стимулятора, запил парой глотков коньяка, заставил себя сжевать шоколадный батончик. Завел двигатель и вывел «Проходимец» с территории БТП.
Возвращаться той же дорогой, что они прибыли сюда, не было возможности, – второй раз перепрыгнуть на гусеницах через трещину, пересекшую ее, Миша вряд ли бы сумел. Поэтому он двинулся в обход, надеясь на компас и на то, что бесконечно трещина тянуться не будет. А бездорожья он не боялся, «Проходимец» оправдывал свое имя на все сто процентов. Горючего пока тоже хватало.
Еще одну заброшенную, заросшую мелким кустарником дорогу Миша Марочкин обнаружил довольно скоро, через два с половиной километра пути. Здесь же почти исчезала трещина в земле. Дорога уходила в лес. И как раз в нужном направлении.
Он отчаянно не хотел признаться себе в том, что заболел. И, скорее всего, той болезнью, которой только и стоило по-настоящему бояться. Уже почти ничего не соображая, пылая от поднявшейся температуры, Миша направил машину в глубь леса. Только одна мысль неотступно билась в его воспаленном мозгу – успеть добраться до Туманной Поляны и сообщить о том, что случилось с группой. Успеть, пока он не потерял сознание. Потому что потом шансов не будет. Убийственный Вирус, однажды вцепившись в человека, уже не отпускал его ни на секунду вплоть до скорой и мучительной смерти. Это Миша, так же как все остальные члены отряда Белова, знал очень хорошо. Поэтому он сожрал какое-то жаропонижающее, запив его все тем же коньяком, глотнул еще пару таблеток стимулятора и крепче вцепился в руль. Ему казалось, что он может успеть.
Но он не успел. И уже совершенно не помнил, как сначала потерял сознание, в результате чего «Проходимец» съехал с дороги, сломал несколько деревьев и заглох, уткнувшись в толстый ствол сосны. А потом на короткое время пришел в себя, вывалился из кабины, прошел несколько шагов в полной темноте, инстинктивно стараясь удержать прежнее направление, упал, прополз еще два или три метра, уперся в поваленный ствол дерева, попытался через него перелезть и снова потерял сознание. Последнее, что увидел Миша Марочкин, – яркий, но очень мягкий и совсем не слепящий свет, который, подобно волшебному прохладному водопаду, хлынул ему прямо в душу и затопил ее до самых краев.
19
Машину с продуктами, труп водителя и Сашку мы оставили в ближайшем населенном пункте под ответственность местного участкового – худого угрюмого старшего лейтенанта лет сорока.
– И что мне со всем этим делать? – с тоской осведомился участковый.
– Составляйте протокол, вызывайте начальство, – посоветовал я. – И подкрепление. В конце концов у вас под носом вооруженная банда людей убивает, пора меры принимать.
– Меры, – вздохнул сельский полицейский. – Мера у нас скоро одна будет – вооружить население и дать ему право на отстрел мародеров и беспредельщиков.
– Скоро? – удивился я. – По-моему, это нужно было делать еще вчера.
Сашка оказался прав – мобильная связь вместе с Интернетом умерли практически сразу же, как только мы продолжили движение. До родителей я больше не смог дозвониться. И до работы, чтобы сообщить, что жив и узнать последние новости. Старшему сержанту Иванченко тоже не удалось связаться с майором Холодом, чтобы доложить о нашем продвижении (мощности имеющейся у него портативной рации уже не хватало). Как все современные люди, воспринимающие малейший сбой в электронных коммуникациях так же, как запойный пьяница воспринимает перерыв в поставке дешевой водки в местный магазин, мы надеялись, что связь восстановится. Но, как люди, в силу профессии, привыкшие к трудностям и лишениям, не цеплялись за эту надежду изо всех душевных сил. И правильно делали. Потому что связь не восстановилась. Во всяком случае, в ближайшие часы, а дальше нам уже было не до этого…
Родителей я нашел живыми и здоровыми. Хоть и удивленными при виде сопровождающего меня эскорта.
– Ты выполняешь важное правительственное задание, сынок? – спросила мама.
В сущности, она была недалека от истины, поэтому мой в меру расплывчатый ответ был составлен таким образом, чтобы она убедилась в своей правоте и слегка успокоилась.
– Ой, чем же мне вас всех накормить? – тут же обеспокоилась она снова. – Сколько вас?
– Ничего не нужно, спасибо, – сказал Иванченко. – Мы не голодны. Поедим, когда вернемся в расположение.
И выразительно посмотрел на часы.
Его беспокойство я тоже понимал – в отсутствии связи с командованием чувствуешь себя неуютно.
– Мы не задержимся, сержант, – сказал я.
– Торопитесь? – спросил отец.
– Да. Времени и впрямь мало.
– Ну хоть чаю, – сказала мама. – И по куску пирога. С капустой. Только что испекла.
