Городовой улыбнулся, склонил голову к плечу. И вмиг стало как-то спокойнее и теплее, будто произошло что-то очень важное.
– Ну здравствуй, Читающий Сны, – мягко произнес Городовой.
Здравствуй… Способности проснулись спонтанно. Эмоции повлияли на энергетический контур города, и Грабар сумел прочесть сон умиравшего деда Виты Бойковой. Потому и не удержался на грани сознания. Те, кто умирает, всегда пытаются утянуть за собой.
Городовой потом это объяснил. И многое другое.
В дверь позвонили. И мигом по спине пробежали мурашки. Грабар вдохнул поглубже и ровным шагом направился в коридор. Назад дороги нет. Это не самый желанный гость, но не впустить нельзя.
Набрав воздуха в грудь, Грабар щелкнул замком.
Гость стоял на пороге, сложив руки на груди. Очки чуть приспущены на кончик носа, взгляд поверх стекол внимательный, цепкий, чуть ироничный. В этот раз не столь официально, как прошлой ночью. Потертые джинсы, кофта – серая, легкая, крупной вязки. Чуть растянутая. Но эта небрежность странным образом придавала прибывшему шарма. Он поднял руку и поправил очки. Мелькнул металлический браслет от часов и татуировка в виде змеи.
– Доброй ночи, Олег Олегович. Впускаете?
Грабар сглотнул. Дурак. Какого так пялиться и стоять столбом? Снова быстрый резкий вдох и посторониться.
– Да-да, конечно. Входите, Эмман…
Он запнулся. Эммануил Борисович. Имя с претензией, которое в упор не хотело слетать с губ. Что-то было в нем не так.
– Чех, – коротко бросил тот, проходя в коридор. – Так легче.
«Да, легче, – подумал Грабар, следуя за Следящим. – Только не так уж. Что с ним делать? Видит же, гад, все. Знает. Сволочь».
Следящий чувствовал себя как дома. Просто прошел в комнату, не дожидаясь хозяина. Бросил задумчивый взгляд на книжные шкафы, на компьютерный стол, задержался на диване. Хмыкнул.
Грабар, прислонившись к косяку, молча наблюдал за ним. Хотелось сказать что-то умное, но как-то не получалось. Да и ни к чему было. Со Следящим лучше не умничать. Все равно будет так, как хочет он, а не сам Грабар.
Чех бросил быстрый взгляд на стол и колоду карт. Задумался. Грабар и сам не заметил, что затаил дыхание, словно ожидая приговора. Карты у всех разные. Зависит от уровня силы.
Чех сел за стул и взял колоду в руки. Замер, прикрыв глаза и что-то прощупывая на энергетическом уровне. Потом довольно хмыкнул и посмотрел на Грабара.
– Годится. Справимся.
На душе стало легче. Еще немного помявшись, Грабар прошел в комнату и сел напротив Чеха.
– Кофе есть? – неожиданно задал тот вопрос, введя Олега в ступор.
– Ну… да? А вы…
– Мы, – невозмутимо ответил Чех.
Встал и выключил большой свет, мигом погрузив комнату во тьму. Потом что-то сказал на непонятном языке, и по всей комнате разлилось лиловое сияние, едва освещавшее помещение.
Грабар поежился, но не мог не признать, что так даже лучше. Электрический свет только сбивает концентрацию. Поэтому обычно он включал маленький ночник и накрывал его тканью, чтобы свет был очень приглушенным.
– Кофе понадобится тебе, – продолжил Чех. – Попозже.
Снова вернулся и сел напротив. Двигался он нечеловечески ловко и грациозно. Так, словно не приходилось вообще затрачивать никаких усилий, чтобы пошевелить рукой или ногой.
Чех поставил локти на стол, сплел пальцы. Грабар мысленно отметил, что чертовски рад: Следящий не притащил своего каракурта. Только вот взгляд карих глаз все же заставлял понервничать. Смотрит, гад, так, будто все знает. Но хочет услышать это от самого Олега.
– Когда это произошло? – ровным голосом спросил Чех.
Грабар уставился на колоду. Тревога за Яну вновь зазвенела в мозгу. Так хоть какое-то время удавалось ее гасить.
– Связь оборвалась днем, где-то около трех, – произнес он вмиг ставшими непослушными губами. – Поначалу я этого не чувствовал. А потом… словно струна лопнула.
Грабар сглотнул. Спокойнее надо, спокойнее. Обрыв связи – это еще не конец света. Это может значить что угодно. Даже то, что напарница на время просто отгородилась. Такое нужно, чтобы быстро восстановить потерянные силы. Но… В голову почему-то лезло только плохое.
– И трубку не берет? – лениво поинтересовался Чех.
Грабар отрицательно помотал головой. Не берет. Едва его охватила паника, как визитка, которую ему дал Следящий, вдруг нагрелась до немыслимых пределов, обжигая ладонь. Чего скрывать, если он сразу взял ее в руки, как только понял, что с напарником что-то не так. Конечно, можно было обратиться к Городовому, но тот сам дал понять, что умывает руки. Делом будет заниматься Следящий. Чех. Сокращение от Чехлянц, видимо. Да уж. Дал бог фамилию. Но сокращение ему дивным образом шло.
– Что ж, неприятно, но не смертельно, – тем временем прозвучал вердикт. – Раскладывай карты. Я помогу.
Грабар настороженно посмотрел на Чеха, но тут же отогнал глупые мысли. Все правильно, лучше дотянуться так. Уж Следящий-то не даст всей энергии утечь в подпространство. Карты, они полезные и мощные, но выпивают столько сил, что впору потом ложиться на стационар в больницу.
Олег не раз задавался вопросом: кто их создал? Но Городовой только загадочно улыбался, а дядя Миша говорил, что карты были всегда. Однако всему есть начало и конец. Поэтому «всегда» – это неправильно.
Грабар взял колоду в руки. Начал медленно, очень плавно перетасовывать. Ничего общего с движениями игроков. Медленно, вязко, ритмично. Карты тихо зашелестели. Фиолетово-черные рубашки вспыхнули звездной россыпью. Маленькие огоньки задрожали на каждой карте.
Чех молча наблюдал, замерев каменным изваянием. Только на его губах появилась тонкая, едва уловимая улыбка. Он одобрял. Что конкретно – не понять. Но сейчас и не до этого.
Грабар почувствовал, как кончики пальцев немного закололо. Невольно улыбнулся и сам. Пошел контакт.
Фиолетово-черная краска ожила. Затрепетала тьмой, медленно поползла с одной карты на другую. Окутала кисти Грабара, засияла белыми звездами, рассыпавшись по пальцам, ладоням, тыльным сторонам. Поползла к запястью.
Все исчезло. Остался только он, окунувший руки в ночь. Не бог, но и не совсем человек.
Читающий Сны.
Осталась где-то за спиной реальность. Шум за окном. Скрип стула, на котором сидел Чех. Ветер в вершинах деревьев. Приглушенный свет в темной комнате.
Сны плеснули разноцветными красками. Потянулись невидимыми руками. Ухватили так крепко, что не вырваться. Закружили в безумном танце. Что такое мир снов? Нелогичный, непостоянный, рвано искристый. То накатывает удушливой волной, принося страх и ужас, то окутывает светом и надеждой, и даже утром у пробудившегося эти чувства не исчезают.
