Долгое время Колдун Забардаст выглядел как заправский колдун: длинная борода, высокая шляпа, посох. Тот волшебник, у которого учился Микки Маус, Гэндальф Серый и Забардаст казались птенцами одного гнезда, однако Забардаст весьма заботился о внешнем виде и теперь, когда печати были сорваны и вновь раскрылись щели между мирами, теперь, когда на Джексон-Хайтс день и ночь стоял открытым портал, соединяющийся кротовьей норой с Перистаном, он изучил фильмы и журналы и решил осовременить свой образ. Более всего ему приглянулся резковатый Джет Ли, полюбивший тысячелетнюю Белую змею. На миг ему захотелось походить на Джета Ли, и он призадумался, не произвести ли радикальное обновление внешности, не надеть ли белую рясу буддийского монаха, четки на шею, а голову выбрить под стать герою восточных боевиков. Но в итоге он отказался от этой затеи. Надо соответствовать своему возрасту, сказал себе. С какой стати прикидываться звездой кунг-фу? Ему подобает выглядеть как богу.
Левитация – антигравитация – была коньком Забардаста. Он создал те знаменитые летающие урны, которые многим джиннам служили частными самолетами, а также снабжал жаждущих полета ведьм заколдованными метлами, магическими тапочками и даже самовозносящимися шляпами и в благодарность за такие услуги получил немало золота и драгоценностей. Хорошо известная и убедительно задокументированная страсть джиннов к редким металлам и камням связана, по мнению крупнейших исследователей, с бесконечными неистовыми оргиями Перистана, ибо джиннии питают склонность ко всему, что блестит и переливается. Лежа на богато изукрашенных златых кроватях, сибаритствующие распутницы украшали драгоценными камнями свои волосы, щиколотки, шеи и талии, не нуждаясь более ни в какой одежде, и с неистощимым сластолюбием утоляли желания партнеров-джиннов. Забардаст, один из богатейших, был также и одним из самых сексуально активных джиннов. Летучая магия обеспечивала его подчас избыточные потребности.
В первой фазе Войны миров Забардаст сеял панику полтергейтскими забавами – то модульные диваны принимались летать по изящным и хрупким дизайнерским шоу-румам, то желтые такси пролетали над автобусами, вместо того чтобы крутиться у них под колесами, срывались с места крышки люков и проносились на уровне человеческого роста над тротуарами, превратившись в гигантские вращающиеся диски, того гляди срежут безбожную голову – мишенью назначались именно безбожники, но, жаловался Зумурруду Забардаст, страна-то вовсе оказалась не безбожная. Даже чересчур богобоязненная, по правде говоря. Атеистов почти не найти, здесь поклонялись самым разным богам, воздавали им почести на все лады и в каждом закоулке. «Все равно, – возразил Зумурруд. – Они родились в этой невежественной стране или решили сюда переселиться – причина достаточная».
Между левитационными забавами волшебник Забардаст просто для своего удовольствия выпускал на неподготовленную публику большое число ядовитых змей и любовался эффектом. Змеи тоже были джиннами, но джиннами низшего уровня, что-то вроде слуг или даже домашних животных. Любовь Забардаста к этим змеям была вполне искренней, но не слишком глубокой – джинн и не был способен на глубокие чувства. Джиннов глубокие чувства, как правило, нисколько не привлекают. В этом, как и во многом другом, Дунья была исключением.
Одна из Забардастовых змей обвилась вокруг здания «Крайслера» – сверху донизу, словно спиральная горка. Некий офисный работник, рассеянный или обдолбанный (и точно в очках), выпрыгнул с шестьдесят седьмого этажа, выбрав среднее окно из трех, принадлежащих возрожденному «Клауд-клубу». По кругу, по кругу скользил он по телу змеи, вплоть до самого змеиного затылка, а оттуда рухнул на асфальт в полной телесной сохранности, даже очки не пострадали (разве что пострадало достоинство). Он прямиком ринулся на вокзал и выскочил из этой истории. Падение зафиксировали камеры по меньшей мере семи смартфонов, но идентифицировать беглеца не удалось. Сохраним же его приватность: все, что нужно, мы от него имеем, цифровой образ, многократно увеличенный, который день изо дня в тысяча первый и более раз, как только мы пожелаем, совершает великий винтообразный спуск.
Двадцатифутовый змеиный язык метался из стороны в сторону, хлестал по ногам разбегавшихся пешеходов, вызывая падения и травмы. Еще один огромный червь, изузоренный ромбами – желтый, черный, зеленый, словно оживший влаг Ямайки, – в то же время появился на Юнион-сквер, танцевал на хвосте, обратил в бегство шахматистов и скейтбордистов, дилеров и митингующих, парнишек в новых кедах, мам с детишками, поспешавших в шоколадную лавочку. Три старикана медленно удирали из центра на сегвеях, мимо второй и третьей штаб-квартиры «Фабрики» Уорхола, причитая дребезжащими голосами: что бы Энди сделал из танцующего змея – серебряного шелкографического «Двойного уробороса», быть может, или же фильм на двенадцать часов. Зима выдалась суровой, и по краям площади еще сохранялись сугробы, но когда змея начала свой танец, про погоду все разом забыли, бежали. В ту зиму горожанам много пришлось побегать, но от какого бы ужаса они ни спасались, на другом конце их ждало другое бедствие, из огня да в полымя. Неприкосновенный запас почти иссяк. Наборы для выживания, их еще называли ВИД-бэгами и ДВН-бэгами – аббревиатуры от Вылезай из Доджа и Домой Возврата Нет – сделались в ту пору предметом острого спроса. Спорили, конечно, о том, что должно входить в этот набор. Понадобится ли, к примеру, ружье – отстреливаться от идиотов, которые вовремя не обзавелись оружием? Все выезды из города были забиты гудящими автомобилями, автомобили забиты родителями, детьми и ВИД-бэгами – скорее прочь, в горы. На разделительные полосы никто не обращал внимания, что приводило к авариям и пробки становились только длиннее. Царила паника.
Что же касается самого Зумурруда Великого, он, по правде говоря, чувствовал, что славные товарищи перетягивают одеяло на себя. Он сил не жалел, явился во всей красе на площади Линкольн-сквер и заревел: «Вы – мои рабы», но даже в ту пору общей паники нашлись невинные души, вообразившие, будто он заманивает на новую оперу в «Метрополитен». Однажды ночью он взлетел на башню Торгового центра и, балансируя на одной ноге на самом шпиле, завел пронзительную мелодию, от которой лопались барабанные перепонки, но хотя сердца многих ньюйоркцев полнились ужасом, там внизу, у печального прямоугольного водопада оставались еще сбитые с толку горожане, которые приняли его возвышенное присутствие за рекламный трюк выполненного в дурном вкусе ремейка знаменитого старого фильма про гориллу. Он пробил дыру в старинном фасаде почтамта, но подобные разрушения зрители каждое лето видели в кинотеатрах, и из-за частого показа эффект утратил свою силу. То же самое и с экстремальными перепадами погоды, снегопадами, заморозками и прочим: род людской оказался на удивление невосприимчив к знакам надвигающегося рока. Для того, кто желал быть воплощением этого надвигающегося рока, подобное положение дел было, право, разочарованием, тем более что джинны, которых он привел с собой на вспомогательных ролях, ухитрились, неблагодарные, выступать в главных. Достаточно, чтобы великий Зумурруд призадумался, а не теряет ли он былую хватку.
Если у темных джиннов имеется изъян… Но нет! Следует не столь расплывчато, более точно выразиться: среди множества недостатков темных джиннов имеется и… некая непоследовательность поведения. Они живут одной минутой, не строят великих планов, то и дело отвлекаются. Не ждите от джинна стратегии, не найдется среди джиннов Клаузевицев или Сунь-цзы. Чингисхан, покорявший все, на что падал его взгляд, строил свою стратегию на перемещении огромных полчищ лошадей – его всадники, метко стрелявшие из лука, наводили ужас, его солдаты питались лошадиным молоком, кровью и мясом, даже от сдохшей лошади им был прок. Но джинны не умеют мыслить такими понятиями, непривычны к совместным действиям, они – закоренелые индивидуалисты. Зумурруд-шах, наслаждавшийся хаосом, как любой джинн, вскоре, будем говорить откровенно, разочаровался. Сколько автомобилей можно превратить в ощетинившиеся вдоль Вестсайдского шоссе дикобразов, сколько особняков уничтожить взмахом руки, прежде чем мысли вновь обратятся к более изысканным наслаждениям бесконечного и неутомимого секса, ожидающего в избытке в Волшебной стране? Стоит ли игра свеч, если нет достойного соперника?
