С тех пор как его друг Сет Олдвилл пал от рук (так и не пойманной) Терезы Сака-Квартос, Дэниэль «Мак» Арони вошел в область тьмы. Жизнь сурова и наносит человеку множество ударов: сильный человек выдержит хук в челюсть и двинется дальше. Он воображал себя сильным мужчиной, мужчиной о двух кулаках, который вкладывает в удар весь свой вес, и в стеклянной башне работало семь с половиной тысяч человек, которым он нужен был именно таким – создатель, крушитель, защитник мира, где жили его подчиненные. Он создал этот мир, и мир существовал внутри этого образа. В этом заключалась его работа. На пути, конечно, встречались ухабы: неверность женщин, вышедших на охоту, всеядность мужчин во власти, чьи сексуальные подвиги то и дело разоблачались в печати, шумные скандалы из-за незаконных сделок, совершенных ближайшими партнерами, рак, автомобильные аварии на полной скорости, смерть на горном склоне (лыжник отклонился от трассы), инфаркты, самоубийства, атаки конкурентов и амбициозных подчиненных, дошедшие до крайности манипуляции чиновников в поисках собственной выгоды – на все это он лишь плечами пожимал. Часть профессии. Если кто-то обречен пасть, он падет. Да и падение порой бывает лишь уловкой. Ким Новак в «Головокружении» падала дважды, и лишь второй раз по-настоящему. Всякое бывает. Неприятности случаются то и дело.
Он знал, что настоящее положение дел существенно отличается от представлений большинства людей. Мир куда более дикое, зверское, ненормальное место, чем кажется обычным гражданам. Обычные граждане живут в неведении, зашорив глаза от истины. Мир без покрова напугал бы их, уничтожил бы моральные основы, начались бы нервные срывы, кто обратился бы к вере, кто к бутылке. Мир не просто такой, каков он есть, но такой, каким он сам его сделал. Он жил в этом образе мира и справлялся с ним, знал его рычаги и шестеренки, пружины и ключи, кнопки, на которые следует давить и которые не надо трогать. Реальный мир, который он сотворил и контролировал. Путь ухабистый, но ничего страшного. Он был крепкий наездник, а рядом и в подчинении – еще семь с половиной тысяч неслабых всадников. Многие, наверное, большинство этих крепких наездников из его компании любили жить на широкую ногу, пили текилу «Каса Драгонес», ухаживали за девицами высочайшего класса, нуждались в показухе. Сам он жил иначе, поддерживал форму и у дзюдоистов вызывал не меньшую опаску, чем в совете директоров; он мог сделать больше жимов лежа, чем парни вдвое его моложе, те парни, которым пока не досталось окон – они работали во внутренних помещениях башни, в своего рода привилегированном машбюро, юноши в брюхе принадлежавшего ему кита. Молодость перестала быть привилегией одних только молодых. «Мак» Арони играл в гольф и теннис, как подобает пожилым, но затем сделал финт – превратился в «парня с пляжа», классного серфера, отправился на поиски мастера Йоды большой волны, освоил пути этих гуру, «за гранью возможного». Ему не требовалось бить себя в грудь, словно Тарзан у Вайсмюллера, – он и так мог справиться с чем угодно. Величайшая из обезьян. Обезьяний король.
Но то, что случилось с Сетом Олдвиллом, ни в какую схему не укладывалось. Случайность вышла из отведенных ей границ. Чтоб женские пальцы испускали молнии – это не укладывалось в правила его вселенной, и если кто-то вздумал переписать картину мироустройства, придется поговорить с этим типом, придется ему внушить, что никто, кроме него лично, не вправе шутить с законами возможного. То была первая прогневавшая его обида, а по мере того, как небывалости множились, «Мак» Арони уходил в громокипящее молчание, втягивал шею в воротник, пока бычья голова не села прямо на плечи – как у жабы. В башне с видом на реку люди глядели на Статую Свободы и на пустую гавань, откуда все лодки улепетнули, когда морской монстр заглотал паром вместе с пассажирами, люди прислушивались к неестественному молчанию воды и слышали в нем отголосок столь же непривычной немоты Арони. Что-то бурлило, прорываясь на поверхность, а потом Арони заговорил, и вся скверна вышла наружу, и это оказалось хуже, чем могли представить себе семь с половиной тысяч.
Вот что Дэниэль «Мак» Арони сказал и сделал под властью темного джинна. В первый день одержимости он проинформировал «Уолл стрит джорнэл», что со всей своей корпорацией участвует в глобальном заговоре, в котором состоят также Международный валютный фонд, Казначейство США и Федеральный резерв. На второй день, когда СМИ разбушевались вовсю, он выступил на канале «Блумберг» с подробностями первого этапа заговора: стратегия подразумевала «разрушение внутренней экономики США путем накопления деривативного долга, в шестнадцать раз превышающего мировой ВВП. Этого мы, могу сказать, уже добились, – с гордостью заявил он, – что очевидно: в Америке сейчас больше граждан на пособии, 101 миллион, чем занятых полный день – 97 миллионов». На третий день, когда со всех сторон сыпались требования немедленной добровольной отставки или увольнения по профнепригодности, он явился на более-менее либеральный сетевой канал MSNBC поговорить о том, «как расставить шахматные фигуры, чтобы стопроцентно гарантировать Третью мировую войну». В студии послышались громкие вздохи, когда он добавил: «Мы уже почти готовы. США и Израиль мы подвели к войне против Китая и России по двум причинам, очевидной и актуальной: во-первых, по очевидной причине – это Иран и Сирия – и во-вторых, по актуальной причине, ради укрепления нефтедоллара». На четвертый день он обратился к собственным сотрудникам – небритый, растрепанный, словно после нескольких бессонных ночей, глаза его странно блуждали из стороны в сторону, он просил о поддержке, он шептал исступленно, сжимая в руке микрофон: «Скоро мы устроим провокацию под чужим флагом, в результате должность президента будет упразднена, будет введено военное положение, уничтожена любая оппозиция, противящаяся апокалипсису. На исходе игры мы получим мировую диктатуру с единой экономической системой. Мы же все желаем такого исхода, верно? Я вас спрашиваю: верно я говорю?»
Он напугал всех. Сотрудники разбредались прочь, перед глазами – ядерный гриб, они оплакивали свои мечты о членстве в загородных клубах и об удачном браке. Они уже видели смерть детей, разрушение домов и, прежде чем все это случится, падение своей могущественной институции, уже накрытой тенью близящегося урагана, а с ней и уничтожение своих богатств. Но прежде, чем им удалось уйти от этого страшного зрелища, от распадающегося на куски Дэниэля Арони, они увидели, как темный джинн Сверкающий Рубин выходит из его обмякшего тела – идеолог пал, а джинн закукарекал, торжествуя. При виде сверхъестественного существа одни замерли на месте, а другие с воплями бросились к лестнице. Сверкающий Рубин захохотал им в лицо, и у кого-то из трейдеров начались судороги (отмечено два случая инфаркта со смертельным исходом), а для всех уцелевших это стало знаком (в точности, как смерть Сета Олдвилла послужила знаком для его друга «Мака» Арони): все, ради чего они трудились, только что пришло к концу, и теперь они будут жить по чужим, неописуемым и ужасным правилам. Говорил ли Арони те дьявольские речи, которые вложил ему в уста завладевший им бес, или в том-то и заключалась дьявольская сила джинна, что он вынудил великого человека выболтать подлинные безумные тайны? Если так, то конец света и вправду был близок. Во всяком случае, в этом их постарался убедить Сверкающий Рубин. «Бах-бах-тарарах! – радостно прокричал он, поворачиваясь боком и исчезая. – Скоро обратитесь в пра-прах!»
