Не обращая внимания на сырость, юноша, скрестив ноги, уселся на любимое место – меж желто‑бурыми папоротниками у разбитой бетонной плиты, и задумался. Раста не сомневалась, что излучатель тварры не добудут никак, несмотря на использование полоточников, не смотря на весь ум, на все коварство великого вождя. Тварр всего лишь мелкий племенной вожак, а в НИИТЬМе – маленькое квази‑государство. Отнюдь не дикарское.
«Вы ни за что не подберетесь к прибору, миленький Дарг. Понимаешь – Ни‑За‑Что! Нейроцепи потолочников они спалят… как и мои. А вы… вы просто загнетесь от боли, вот и все».
Так что же делать? Просто взять вот так и погибнуть, во исполнение властных желаний великого вождя? И, ладно бы, погибнуть самому, так еще и погубить ту единственную, которая… Погубить Расту, любимую!
Что же делать, что же делать‑то!
«Беги, парень! Девку свою в охапку – и беги. Ежели с умом все сладить – не поймают, зуб даю!»
Чей‑то грубый голос сам собой возник вдруг в голове юноши. Даже не один голос – голоса. Мало того – они продолжались!
– Верно гутаришь, Хрящ. Им когти рвать надо, пока не поздно.
– А я б сперва пахана на тот свет спровадил. А, Бондарь, братушка? Как?
– Можно – и пахана. Однако, не по понятиям.
– Эй, эй! – схватившись за голову руками, Дарг перебил голоса. – Вы кто такие все? И зачем в мою голову полезли?
– Мы мертвые, мертвые, мертвые…
– Ваганьки, чумные, братва…
– …мертвые… мертвые… мертвые…
– По кладбищу походи, могилку нашу найди!
– Нет, нет могилок‑то! Разорили, ироды!
– Даже у ваганек безродных – и у тех все косточки из траншеи вытряхнули‑и‑и…
– А на наших косточках танцы учинили! Плясали, плясали… плясали‑плясали…
– А по нашим костям – на машинах ездили… туда‑сюда, сюда‑туда… вжик‑вжик! Мы с собой кого могли, брали, разбивали… Кого могли…
– Тихо все! А ну, цыть! Паханов разбудите… Тяжко паханам…
– Так они и не спят вовсе. Душам покоя нет… как и нашим… и нашим… и нашим…
– А ну… что вы здеся? – другой голос, красивый, звучный и сильный, вмиг перебил остальные.
– Сандун… Сандунов… Сандуновы… – уважительно прошелестел шепоток.
Дождавшись мертвой – вот уж, поистине, мертвой – тишины, звучный голос продолжил:
– Ты, парень, кто – то мы ведаем. Чай, не впервой приходишь. Ведаем, и просим. Памятник на могилку верни. Хоть и худой памятник, страхолюдный, а все ж… Ты верни, а?
– Так… откуда ж я его возьму? – молодой человек озадаченно развел руками.
– Найди, найди… найди‑и‑и‑и… Где‑то здесь он, рядом… я чувствую. Все мы чувствуем… Поищи, господин хороший! А, коли сыщешь, мы тебе за это… Небось, про сандуновские миллионы слышал?
– Про какие еще миллионы?
– Найди, найди, найди‑и‑и… А уж мы тебе поможем… во всем…
То ли ветер шуршал листьями… то ли голоса, увядая, шептали…
– Найди… помоги… найди…
– Да, какой хоть памятник‑то? – сплюнув, разозлился парень.
– Крест литой со змеями. Две змеи… страшные, ядовитые… жалами сцепились… найди‑и‑и‑и…
* * *
Вернувшись в стойбище, молодой человек забылся неспокойным сном лишь под утро. Во сне он снова куда‑то бежал, пытаясь спастись от кого‑то страшного и ощущая себя ребенком лет пяти. Прятался средь развалин, видел, как растерзали сестру, как схватили и пытали мать…
Проснувшись в холодном поту, Дарг сел на узком ложе из старой бетонной плиты. Набитый соломой матрас давно уже не шуршал – вымок. В Доме Воинов, расположенном на первом этаже полуразрушенной древней пятиэтажки, с наступлением осени всегда становилось сыро. Не помогали ни костры, ни жаровни с тлеющими углями, ни горячие тела юных пленниц. Последних, впрочем, было не так уж много… скорее – мало. Караульные нео обнаруживали пробиравшихся куда‑то людей лишь время от времени. Но, когда обнаруживали, тогда начиналась потеха! Вначале – захватывающая дух погоня, потом – кровавые забавы и, наконец, пир. Свежее мясо, дымящаяся пахучая кровь. Когда‑то и Даргу все это нравилось. Раньше. Месяц назад.
До Последней войны здесь, судя по всему, находился какой‑то магазин, после которого остались прилавки, полки, разбитые витрины и все такое прочее. Как десятник, сын вождя имел право на отдельный угол, закуток, расположенный в полутемном чулане. Ни крыс, ни мышей – никого в Доме Воинов не было, не отличавшиеся брезгливостью нео давно сожрали всех. Никто не пищал, не скребся, даже вороватые сухопутные осьминоги – твари на редкость хитрые и умные – предпочитали обходить стороной обиталище молодых нео. Правда, как‑то раз заполз земляной червь… Упитанный оказался. Вкусный.
Тряхнув головой, юноша потянулся, отодвинул прикрывавшую маленькое окно жестянку с древней, давно истершейся, надписью. Сквозь золотисто‑желтые кроны лип, росших неподалеку, проникал солнечный свет. Значит, дождя нет. Славно!
Подойдя ближе к окну, Дарг выглянул на улицу, бросив быстрый взгляд на голубеющее небо, на собирающихся в стаи птиц, на серебристые паутинки, гонимые легким ветром. Не так и давно вернулись перелетные птицы. Именно птицы, а не огромные бабочки‑падальщицы, кои давно заменили птиц близ Кремля. Птицы… Ишь ты, сохранились где‑то, переждали, не сгинули полностью в ядерном пламени Последней войны. А сейчас, под воздействием древних инстинктов, собирались куда‑то на юг. Куда? Что там, на этом далеком и недосягаемом Юге? Сильно ли его затронула война?
Позади, в казарме, послышались чьи‑то торопливые шаги. Дарг тут же обернулся, на всякий случай схватив лежащий в изголовье кинжал с металлической мертвой головой в навершье – трофейный клинок дампов.
– Ларг ищет тебя, командир.
Ларг. Вечно смурной парень с массивной челюстью и приплюснутым носом. Воин из десятка Дарга. Сегодня он должен быть в подземелье – вестником.
– Что‑то случилось? – сын вождя напрягся, убирая кинжал. – Докладывай.
– Что‑то непонятное, командир, – похлопав глазами, Ларг ковырнул пальцем в носу. – Пару потолочников, похоже, убили, да.
– Убили? Кто?
Вот это было известие! Впрочем, мало ли под землей хищных и чрезвычайно опасных тварей, в сравнении с которыми даже потолочники – сущие агнцы…
– Раста? Девушка‑киборг… что с ней?
– Киборга не видели. Верно, отдыхает. Там без тебя не разобраться, командир. Ларг с Гниллом и Корм потолочников не понимают. Не умеют по‑ихнему, да.
– Ладно, поглядим.
