– Коли по краям темнее делась, к середке высветляя, лучше видны деревья станут. А коли наоборот, то правдивее. Кроны, они ведь завсегда в гуще чернеют.
– С одного края засветлить, а с другого темные, – подсказала княгиня Шереметьева. – Выйдет так, словно солнцем роща залита. Ан край при сем выйдет темный и ясный.
– Токмо един.
– А тот, что к середке…
Дверь раскрылась, в мастерскую твердой походкой вошел молодой витязь – плечистый и статный, в шапке горлатной, кафтане малиновом, кушаком опоясан бирюзовым. Опрятная русая бородка почти спрятала под собой задорные веснушки – сразу и не узнать. Но яркие зеленые глаза заставили Великую княгиню тихонько охнуть, уронив иглу на стопку выбеленного полотна.
Гость повернул голову на голос и сглотнул:
– Соломея?! – Он сделал три быстрых шага вперед, но спохватился, резко замер, молча пожирая глазами Великую княгиню.
Хозяйка мастерской тоже молчала, и только грудь ее часто вздымалась и опадала в такт тяжелому дыханию.
Долгую тишину разорвал злой шепот княгини Шеховской:
– Кланяйся государыне, смерд!
Молодой воин спохватился, слегка склонил голову и отступил на шаг назад:
– Долгих лет тебе, Великая княгиня.
– Сие есть Кудеяр, потомок Чета, дядька юного князя Телепнева, – наконец подала голос стоящая в дверях Агриппина Ногтева. – Твой родственник, государыня. Прощения прошу, Великая княгиня, я так спешила исполнить волю твою, что не успела упредить боярского сына, куда веду его. Во дворец холоп мой его срочно призвал, а зачем, и сам не ведал…
Юная княгиня низко поклонилась, пряча шкодливую усмешку.
– Давно не виделись, Кудеяр, – полушепотом поздоровалась Соломея. – Ты изменился, мой верный страж…
Рука ее невольно скользнула к запястью, и глаза гостя жарко блеснули от увиденных там синих капелек на черном браслете.
– Я твой навсегда, государыня… – негромко ответил он, не отрывая взгляда от молодой женщины.
– Верю, Кудеяр. – Великая княгиня очень медленно подступила к нему, протянула руку, осторожно коснулась кончиками пальцев упругой бороды – и вновь, как когда-то давно, под кожей побежали к плечу и по телу холодные колючие мурашки.
Боярский сын чуть склонил голову, словно пытаясь прижаться щекой к ладони…
И это было все, что они могли себе позволить.
– Ты возмужал, – опустила руку Соломея.
– Ты стала еще прекраснее, государыня.
– Что же не слышно было о тебе столько лет, Кудеяр?
– Служба, государыня.
Великая княгиня боролась с искушением еще раз прикоснуться к зеленоглазому лицу и почти проиграла сама себе – как дверь вдруг резко распахнулась, и в мастерскую ворвался разгоряченный Великий князь в сопровождении двух молодых бояр.
– Ты опять здесь, родственник?! – зло выдохнул он.
– Воевода порубежный ополчение распустил, государь. – Кудеяр поклонился слегка, одной лишь головой. – До весны степь упокоилась.
– С супругой наедине меня оставьте! – вскинул руку Великий князь. – Все!
Бояре и княжеская свита торопливо поструились за дверь, закрыли за собой толстые тесовые створки.
– Опять Кудеяр?! – зашевелились у правителя крылья носа.
– Ты, Вася, ровно в опочивальне меня с ним застал! – повысила голос Соломея. – Здесь дворцовая мастерская, государь. Кудеяр мой родич! И я желала с ним повидаться. При всех! Полтора десятка глаз с нами было. В чем ты меня подозреваешь? Пять лет я с родственником не встречалась! Нешто за работой нудной, да при бабках и няньках с ним и словом не перемолвиться?
– Половина ополчения сказывает, Соломония, что Кудеяр твой смерти из-за любви безответной ищет! А половина Москвы помнит, как он на смотринах округ тебя терся и даже мне дорогу нагло заступал!
– Васенька, – с неожиданной ласковостью улыбнулась Великая княгиня. – Из-за безответной любви, – и она по слогам произнесла: – Без-от-вет-ной… И он себе смерти ищет, себе, а не еще кому, себе! О бесчестии мне али тебе не помышляет. Под твоим стягом кровь проливает, за твою державу. За такое награждать надобно, а ты гневаешься.
– Эк ты его защищаешь!
– Он мой родственник, – немедленно напомнила Соломея.
– Токмо отец твой о таковом и не ведает!
– Василий, – взяла мужа за ладонь Великая княгиня. – Я полюбила тебя с того самого мига, как увидела в первый раз. Всем сердцем, навсегда. Я выбрала тебя, отринув весь прочий мир. Тебя, и только тебя. И что бы там Кудеяр ни помыслил, никогда в жизни не коснуться его рукам моего тела, не ощутить моих губ, не согреться моим дыханием. Я твоя… И коли веришь ты, что сей витязь горит от страсти, то пожалеть его должен, а не карать. Ты победитель в споре сем, любовь моя. Ты, а не он. Кудеяр же просто слуга твой честный. Обиду перетерпел, в Крым али Литву, как иные недовольные, не убежал. Так похвали его и награди! Жалости твоей он достоин, а не кары.
– Ты опять об этом родиче?
– Но ведь в моей власти награждать только тебя. – Соломея коснулась губами губ мужа. – Тебя одного. Любимого. Ты любишь меня, Василий?
– Да.
– Ты любишь меня? – осталась недовольна столь кратким ответом государыня.
Великий князь обнял ее и поцеловал. Может, и не очень страстно – но как жену, родную и любимую.
– Наконец-то, – прижалась к его бороде щекой Соломея.
– А твоего Кудеяра я все-таки… награжу, – не удержавшись, добавил государь.
– Вася? – чуть отстранилась супруга.
– Награжу, истинно награжу, не опасайся, – пообещал Великий князь.
– Спасибо, любый мой. – Государыня снова поцеловала мужа.
Тот разжал объятия, направился к дверям. Остановился на полпути, развернулся:
– Соломония! Я ведь приходил упредить тебя, что в Новгород отъезжаю. Смута там опять, псковичи наместника моего признавать не желают, угрожают Литве крест поцеловать.
– Но ведь мы полагали на богомолье в Суздальский монастырь отправиться!
– Прости, милая, бунтари завсегда время плохое выбирают. Придется отложить… – И Великий князь вышел за дверь.
Соломея с минуту стояла, глядя мужу вслед. На ее щеку выкатилась слеза, и женщина вдруг в бессильном гневе кинулась к раме с растянутым покровом и обрушилась на него с кулаками, опрокинула на пол, смахнула со стола коробку с нитками.
– Государыня! – В мастерскую ворвались женщины, кинулись к Великой княгине, к раме с работой. – Государыня, помилуй!
– Не нужно ничего этого! Ни к чему! Пустое! – в отчаянии ударила кулаками по столу Соломея.
– Что, что случилось, Соломония Юрьевна? – вскинув ладони, подступили к ней несколько самых старших женщин.
