Чуть позже Вожатая убедилась, что мосты, переходы, невесомые башенки не болтаются в небе хаотично, а образуют четкую геометрическую картинку, своего рода плотную сеть, накрывающую столицу. Сеть, очевидно, не доплели, или как раз чинили, некоторых сегментов явно не хватало. В прорывах копошились люди и другие, похожие на людей, существа. Женечка различала фигурки котов, и еще каких-то животных, вроде коров или тягловых коней, но неистовое золотое солнце упорно мешало смотреть. Во всяком случае, присутствие тяжелых караульных означало, что мостки вовсе не хлипкие.
Кони тянули экипаж в гору, снова замелькали поместья и особняки. Оставшийся позади центр проседал все ниже, и наконец, Вожатая смогла увидеть, где крепятся ажурные мосты. Выяснилось, что сказочный Питер прячется в изогнутой котловине, в жерле гигантского потухшего вулкана, окруженного снаружи бесконечной пеленой сосновых лесов. Мне никто не поверит, сказала себе Женька. Меня сошлют в дурку.
– Весьма верное замечание, – прокомментировал Женькины мысли Оракул. – Только вулкан вовсе не потух. Исправно снабжает столицу кипятком, и обеспечивает целительной водой аж целых семь лечебных источников.
– Но вулкан же может взорваться? – испугалась Вожатая.
– Никак нет, – отчеканил Оракул. – Никто ему не позволит.
Женечка открыла рот, чтобы сказать – не держите меня за ребенка, никто не может помешать взорваться вулкану, но… подумала и промолчала. Вдоль жерла погасшего вулкана, по самому краю, тянулась цепочка островерхих ажурных конструкций, издалека похожих на опоры электропередач. Невесомые мосты, образующие над городом почти невидимый шатер, крепились где-то в основаниях опор.
– Сторожевые башни самого Корнелиуса Тита, – с неподдельным уважением произнес Оракул. – Считается, что гениальный механик Корнелиус состоял на службе у Нечестивейшего до закладки Петербурга. Впрочем, вы прекрасно понимаете, что башни строились задолго до появления первых русских колонистов. Это одна из загадок сферы.
Женька ничего не поняла, но зачем-то кивнула. Она просто не могла говорить, слова мешали воспринимать. Перспектива сверху открывалась потрясающая, дух захватывало. Новый Петербург сверкал десятками куполов и готических башен, тянулся ввысь невероятными статуями и шпилями, расползался вширь мощеными проспектами, колоннадами храмов, и горячими прудами. На внешних пологих склонах вулкана змейками поблескивали железнодорожные пути, серпантинами кружили широкие проезжие тракты. Пыхтящий спаренный паровоз тащил тяжелый состав в тоннель, прорубленный в стенке кратера. Навстречу ему, насвистывая, катил двухэтажный, пассажирский. Теперь Женечка рассмотрела сверху и вокзал, весьма похожий на Витебский, и привокзальную площадь, забитую спешащим народом. Однако гораздо интереснее выглядел местный аэропорт. Кусок плоской скалы, словно вырванный из земли, окруженный заборчиком, висел высоко в небе, никем не поддерживаемый. К летающему островку суши канатами были привязаны штук пять воздушных шаров и разноцветных дирижаблей. В качке висящих дирижаблей Женечка естественно обвинила ветер, пока не пришлось поверить, что воздушные суда ведут себя уж слишком оживленно. Они толкались, бодались, и кажется, с большим удовольствием путали канаты. Но самое серьезное уважение вызывал громаднейший воздушный шар, украшенный царским гербом, и словом «Михаил». С четырех сторон у гиганта крепилось не меньше двадцати винтовых двигателей, вокруг необъятной туши ветвились километры мостков, лесенок, закрытых наблюдательных площадок с биноклями, телескопами, и зачехленными конструкциями, подозрительно напоминавшими зенитки. Вместо гондолы на сотнях канатов висел даже не деревянный дом, а вместительный замок. Он выглядел так, словно его строили с трех концов несколько архитекторов, да еще и в разные времена. Женьке остро захотелось туда подняться, полазить по лесенкам, балкончикам, террасам, заглянуть в окна. У флагмана пассажирского флота имелся даже свой собственный мобильный аэропорт. В сторону от главных стен замка вел широкий пирс, там над пропастью покачивались несколько винтовых самолетиков, и два небольших дирижабля с прижатыми к бортам крылышками. Авианосец, вспомнила Женька грозное военное слово, это же настоящий авианосец, они там наверное могут год летать и не приземляться, вот здорово-то!
– Три месяца максимум, – огорчил Оракул. – Порядка трех тысяч верст. Затем в любом направлении начинает действовать «парадокс Корнелиуса».
– Что за парадокс такой? – проявила вежливость Женька.
– О, в вашем мире он не действует, – немножко ехидно отозвался уродец. – Впрочем, в вашем мире этот шар вообще бы не взлетел.
– Корнелиус Тит сделал много открытий, – пояснила Ольга. – Причем он родился здесь, на Золотом Роге. В числе прочего, он составил графики распределения магической активности в разных средах. Пресловутый парадокс гласит, что подъемная сила для аппаратов, весящих тяжелее воздуха, падает по определенной формуле, почти по экспоненте, по мере приближения к границам сферы. Канцлер вам объяснит лучше. Если захочет. Держите! – и протянула Женьке тяжелый бинокль с немецкой надписью на шильде.
Так случилось, что девушка вначале посмотрела вверх, туда, где солнце. И замерла надолго. То, что она прежде принимала за назойливую темную тучку, упрямо болтавшуюся в зените, оказалось самой настоящей крепостью, почти как на средневековых полотнах. Крепость висела себе спокойно в небе, точно вырванная из земли вместе с куском скального основания. Там даже росла трава и кусты. Вот только башни и стволы орудий торчали во все стороны, даже внизу. А наверху сверкали маковки собора.
– Китеж-град, – удовлетворенно покивал слепец, – Вестник, я все волновался, приметит она или нет. Не всяк крепость-то различает, на то и Китеж. И что вы думаете? Достаточно всего двух снежных дэвов для поддержания в летучем состоянии.
– Дэвов? Это же черти из арабских сказок! – проявила осведомленность Вожатая.
– Грех вам, – обиделся Оракул. – Туда митрополит раз в неделю поднимается, навестить гарнизон, а вы про чертей. Пора привыкать, что не все во вселенной ездит на бензине.
Женька покрутила настройки. Горизонт прыгнул навстречу. Сначала девушке показалось – среди цветастых полей раскиданы гнезда сказочных птиц, такие колючие клубки. Но покрутив колесико, убедилась, что это деревни, окруженные плотной живой изгородью, сквозь которую не смог бы проломиться даже слон. На внешних пологих склонах кратера широким меховым ошейником рос сосновый лес, но чуть ниже расстилались обработанные поля. Охряные, голубоватые, оранжевые квадратики чередовались с сочно-зелеными выгулами, где едва заметно ползали крошечные черные и цветные точки. Коровы же, удивленно обрадовалась Женька, вот это да, тысячи коров! И сразу погрустнела, вспомнила единственную буренку в их поселке, к которой папа бегал за молоком.
Но долго грустить здесь не получалось. Над далеким, почему-то слегка вогнутым, горизонтом, комками позолоченной сахарной ваты, бугрились облака. В туманной дымке просматривались контуры еще одного плоского вулканического кратера, также укутанного сетью легких мостов.
– Москва-матушка там, – сообщил Оракул. – Слышите, вроде бабахнуло вдали? Это они новый белый кремль строят, мрамор взрывают. Если все пойдет, как надо, завтра поедете, навестите старопрестольную.
