Но было бы нелепо утверждать, что гражданские права, существовавшие в XVIII–XIX вв, были свободны от недостатков или что практика их осуществления была в принципе эгалитарной. Равенства перед законом не существовало. Такое право имелось, но средства для его защиты были недоступны. Между правами и средствами их осуществления стояли два препятствия: первое порождалось классовой предвзятостью и пристрастностью, второе – автоматическими следствиями неравного распределения богатства, работавшего через систему цен. Классовую предвзятость, безусловно, отбрасывавшую тень на все стороны отправления правосудия в XVIII в., нельзя было устранить законом. Этого можно было достичь только социальным воспитанием и формированием традиции беспристрастности. Это медленный и сложный процесс, предполагавший изменение взглядов и настроений в высших слоях общества. Но я считаю справедливым сказать, что этот процесс успешно завершен в том смысле, что традиция беспристрастности по отношению к социальным классам глубоко укоренилась ныне в гражданском судопроизводстве. И интересно, что это произошло без каких-либо фундаментальных изменений в классовой структуре адвокатского сословия. У нас нет конкретных сведений по этому вопросу, но я сомневаюсь в том, что картина радикально изменилась с тех пор, когда профессор Гинзберг провел исследования по интересующей нас теме. Он обнаружил, что среди принятых в «Линкольновский инн»
[211] доля тех, чьи отцы были наемными рабочими, выросла с 0,4 % в 1904-1908 гг. до 1,8 % в 1923-1927 гг. В последнем случае 72 % адвокатов были сыновьями лиц свободной профессии, высокопоставленных предпринимателей и дворян
[212]. Следовательно, уменьшение классовой предвзятости как барьера для полноценного использования прав было следствием не столько ослабления классовой монополии в адвокатском сословии, сколько результатом распространения во всех классах более гуманного и реалистического понимания социального равенства.
Интересно провести сравнение с соответствующими изменениями в сфере политических прав. Здесь также классовая предвзятость, выражавшаяся в запугивании низших классов со стороны высших, препятствовала свободному волеизъявлению тех, кто недавно получил право голоса. В этом случае имелось практическое средство для его осуществления – тайное голосование. Но этого было недостаточно. Требовались соответствующее общественное воспитание и изменение духовного климата. И даже когда избиратели почувствовали себя свободными от чужого влияния, все равно потребовалось время для того, чтобы преодолеть распространенное среди рабочего класса и других трудящихся слоев убеждение, что политические представители народа (и в еще большей степени члены правительства) должны происходить из элит, поскольку будто бы по рождению, воспитанию и полученному образованию они предназначены для руководства. Классовая монополия в политике (в отличие от классовой монополии в сфере права), безусловно, была разрушена. Таким образом, в этих двух сферах одна и та же цель была достигнута разными средствами.
Устранение второго препятствия – последствий неравномерного распределения богатства – было в случае политических прав очень простым с технической точки зрения, поскольку играло небольшую роль при подсчете голосов или вовсе не играло в этом никакой роли.
Тем не менее богатство можно использовать для влияния на выборы. Соответственно был принят ряд мер, направленных на уменьшение этого влияния. Если ранние из них, восходящие к XVII в., были нацелены на противодействие подкупу и коррупции, то последующие (особенно начиная с 1883 г.) имели более широкую задачу ограничения расходов на выборах, с тем чтобы кандидаты, обладавшие разным уровнем богатства, могли бороться между собой на относительно равных условиях. Необходимость подобных уравнительных мер сегодня резко сократилась, поскольку кандидаты, представляющие трудящиеся классы, могут получить финансовую поддержку от партии или из других источников. Таким образом, ограничения, предотвращающие конкурентную расточительность, вероятно, приветствуются всеми. Оставалось только открыть Палату общин для представителей всех классов, независимо от богатства, вначале отменив имущественный ценз для членов парламента, а затем введя для них жалованье в 1911 г.
Таких результатов было гораздо труднее достичь в области гражданских прав, поскольку судебная тяжба – в отличие от голосования – очень дорога. Судебные издержки не очень высоки, но оплата услуг адвоката может составить очень большую сумму. Поскольку судебный процесс принимает форму полемики, каждая из сторон чувствует, что она может повысить свои шансы на победу, если обеспечит себе лучших защитников, чем у противоположной стороны. Разумеется, в этом есть определенная доля истины, но не столь большая, как в это верят в народе. Но в условиях судебной тяжбы, как и на выборах, возникает элемент конкурентной расточительности, вследствие которой сложно оценить, насколько большие расходы в действительности требуются. Кроме того, наша система, в которой судебные издержки, как правило, покрывает проигравший, повышает степень риска и неопределенности. Человек с небольшим достатком, зная, что в случае проигрыша ему придется оплатить издержки своего оппонента (после того, как они будут установлены соответствующим судебным чиновником), как и свои собственные, легко может испугаться неблагоприятного решения, особенно, если его оппонент достаточно богат, чтобы не озадачиваться подобными соображениями. И даже если он победит, таксированные судебные издержки, как правило, будут меньшими, чем его реальные расходы, и зачастую – существенно меньшими. Так что, если ему придется поиздержаться, доказывая свою правоту, победа может не стоить затраченных денег.
Что в таком случае было сделано, чтобы устранить эти препятствия на пути полного и равноправного осуществления гражданских прав? Одной из реально значимых вещей было образование в 1846 г. судов графств с целью обеспечения дешевого правосудия для простых людей. Эта важная инновация оказала существенное благотворное воздействие на нашу судебную систему и сделала многое для развития правильного понимания важности судебного дела, возбуждаемого маленьким человеком, которое по его собственным меркам часто оказывается большим делом. Но расходы в судах графств нельзя назвать незначительными. К тому же их юрисдикция весьма ограниченна. Вторым важным шагом было развитие процедуры для малоимущих, по которой небольшая часть беднейших членов сообщества могла подавать в суд практически бесплатно (in forma pauperis), используя безвозмездные и добровольные услуги адвокатов. Но поскольку ограничение по доходу для обращения к данной процедуре было исключительно жестким (не более двух фунтов в неделю в 1919 г.), а сама процедура не могла применяться в судах графств, постольку значение данного шага для утверждения принципов справедливости было небольшим, за исключением разве что бракоразводных процессов. Дополнительные услуги по бесплатному юридическому консультированию до недавнего времени предоставлялись добровольными организациями без посторонней помощи. Но эта проблема не осталась незамеченной, и никто не отрицал недостатков системы нашего судопроизводства. В последние сто лет она привлекала к себе постоянно растущее внимание. Регулярно привлекался механизм правительственных комиссий и парламентских комитетов, что приводило к некоторым реформам процедуры. Два таких комитета работают в настоящее время, но с моей стороны было бы верхом неуместности ссылаться на происходящие в их рамках обсуждения
[213]. Третий комитет, возникший раньше, опубликовал доклад, который лег в основу Билля о юридической помощи и консультации, представленного парламенту всего три месяца назад
[214]. Это смелое предложение, идущее гораздо дальше прежних попыток помочь тяжущимся беднякам, и позже я расскажу о нем более подробно.
