Марина посмотрела на Вячеслава влюбленным взглядом и покраснела от удовольствия. Анжелика, наблюдая за парочкой, думала: «А мне, наверное, никогда не встретить человека, на которого я смогла бы посмотреть вот так же. Я совершенно перестала верить мужской половине человечества. Хотя Андрею Казакову, наверное, смогла бы. У него очень чистые и добрые глаза. Жаль, что не до этого мне сейчас, и станет ли когда-нибудь до этого – еще неизвестно», – разочарованно вздохнула девушка и снова окунулась в веселый разговор с друзьями.
* * *
Следующие два дня Анжелика посвятила тщательной подготовке. Ей нужно было во чтобы то ни стало попасть в квартиру, в которой постоянно проживал ее дядька со своей женой, и оставить там прослушку. Она твердо решила, что должна быть в курсе всех мыслей, всех разговоров это «сладкой парочки». И еще она, конечно же, надеялась, что сможет узнать – кто же это убивает членов ее семьи? У нее не было жалости, нет, они слишком много причинили ей боли, чтобы жалеть их. Просто она недоумевала, кто же это, а еще ужасно злилась: ведь она собиралась разделаться с ними совершенно иначе! Получается, что неизвестный мститель нарушил все ее планы. Единственное, что она поняла из телефонного разговора Казакова, – что, возможно, убийца перемещается на мотоцикле. Чтобы не рисковать, девушка решила на время спрятать свой. Теперь ее «Хонда» стояла в комнате Марины, в той квартире, где жила баба Варя. Когда Анжелика втащила мотоцикл в прихожую, старушка ничуть не удивилась, а даже, наоборот, похвалила девушку за предусмотрительность.
– Правильно, что завезла его сюда. Счас во дворе оставлять ничегошеньки нельзя, большие машины и те угоняют, а уж такую крошку и вовсе на руках унесут. Лифт здесь грузовой имеется, поднять да спустить – минутное дело. Не боишься на этой тарахтелке-то ездить?
– Нет, не боюсь, мне, наоборот, нравится, – улыбнулась Лика.
– Ну, раз нравится, значит, так и надо, – покладисто согласилась бабка. – Проходи, я сейчас чайку организую, за жизнь побалакаем, – засуетилась она. – Одной-то мне дюже скучно – окромя телевизора, и поговорить не с кем. Соседка моя, из квартиры напротив, была со мной одного возраста, да померла недавно. А кто помоложе, у тех свои дела, вихрем живут. Разве ж им до разговоров?
– Это как же – вихрем? – засмеялась Анжелика.
– А вот так: все бегом, все быстрее да скорее. Не жизнь пошла, а сплошные гонки. В наше время так не было. Мы все успевали: и поработать, и погулять, и поговорить, и песен попеть. А нынче все за рублем гоняются, где заработать. Там купил, здесь продал, то, что осталось, в магазин отнес. Нет, мне о моей жизни есть что вспомнить, а вам я и не завидую совсем, в трудное время вы живете. Мы хоть и войну пережили, но доброты своей не растеряли. А сейчас что? Я по телевизору все программы смотрю – ужас, что там рассказывают, – махнула бабуля рукой. – Нет, плохая вам жизнь досталась, жестокая. Все на деньги меряется, а это совсем не по-божески, а значит, неправильно, – вздохнула она.
– Здесь я с вами полностью согласна, неправильно, – кивнула Анжелика головой.
– Из-за денег все, – снова вздохнула бабка. – Из-за них, проклятых, людей убивают, а это ж грех какой! Как перед господом ответ держать будут в день Страшного суда убийцы эти? Как не боятся? – покачала она головой.
– Скажите, баба Вера, а вот если человек мстит за то, что некие люди убили его родителей? Это тоже считается грехом? – спросила Лика и замерла в ожидании ответа.
– Убийство по-любому грех, даже если человек и мстит за что-то. Не имеет он такого права – быть судьей вместо Господа. Он, Создатель наш, дает человеку жизнь, отмеряет столько, сколько кому положено. Значит, только Он имеет право отобрать ее, когда придет на то свое время.
– Нет, я не про убийство говорю, а про месть, – перебила старушку Лика.
– А это разве ж не одно и то же?
– Нет, мстить можно по-разному, – сморщила Анжелика носик. – Ну, пакость какую-нибудь сделать. Или, например, деньги, которые им нечестным путем достались, украсть и отдать другим людям, которые в этом нуждаются.
– А ты возьми да Библию почитай, там все про это написано, нужно только понять, – доходчиво объяснила баба Вера. – А тебе зачем знать-то про это понадобилось? – запоздало поинтересовалась старушка.
– Книгу одну прочитала, вот там как раз про такую месть написано, – выкрутилась Анжелика.
– Что в кино, что в книжках, только про одни преступления и пишут. В мое время про это и знать не знали, – снова покачала баба Вера головой. – Библию почитай, там много чего умного прописано, – повторила она.
– Да, нужно будет почитать, – грустно сказала Лика. – Давайте наконец чай пить, а то мне уже скоро бежать нужно, – улыбнулась она бабуле. – Я свой мотоцикл пока здесь оставлю. На улице гололед, на метро поеду.
– Конечно, оставляй, не ровен час, в аварию попадешь, не приведи господи, – перекрестилась бабуля. – Он есть да пить не просит, пусть стоит, сколько нужно. А ты сама-то почаще приезжай. Как сегодня, поговорим с тобой, чайку попьем, да с тортиком. Чем не жизнь? – засмеялась бабуля, прикрывая беззубый рот сморщенной ладошкой.
– Я постараюсь, – улыбнулась в ответ Анжелика. – Как только смогу, сразу же к вам снова приеду, навещу.
– Вот и ладно, вот и хорошо, – закивала баба Вера головой. – Я дюже люблю с молодежью общаться! Смотрю на вас, красивых да сильных, и свою молодость вспоминаю. А я девка была бедовая, ой, бедовая, – хихикнула она. – Ребята за мной табунами ходили. Я и в мужья себе самого видного из всех выбрала, Ивана-гармониста. Мне тогда все мои подружки завидовали.
– Он уже умер? – спросила Лика.
– На фронте погиб, в первый же месяц войны. Ему тогда только-только двадцать годков стукнуло, а мне и вовсе восемнадцать. Я после него так больше замуж и не вышла, хоть и сватались ко мне, и не раз. Это уж после того было, как я с фронта пришла.
– Вы воевали? – ахнула Анжелика.
– Да, три года, в медсанбате. На фронт я ушла после того, как похоронку на Ваню своего получила. Пошла на курсы медсестер, а оттуда – прямо на передовую. Если честно, не хотела я тогда жить, так любила своего Ванечку. Руки на себя наложить не могла – знала, что грех это большой. У меня бабушка была очень набожная, все меня в Бога верить учила, с самого детства. Ну вот, чтобы греха на мне не было, я решила на фронт уйти: думала, что убьют меня там и я снова буду рядом с Ваней. А видишь, как она, жизнь, распорядилась? И с фронта без единой царапины вернулась, и жизнь большую прожила. Мне в этом годе уже восемьдесят два стукнет, а я все живу. Война когда закончилась, мне двадцать два года было, могла бы замуж еще выйти, да не захотела. Вот так всю жизнь одинокой и прожила. Помню, когда пятьдесят мне исполнилось, я сидела перед зеркалом и смотрела на себя. Как же я тогда пожалела, что не родила ребенка! Все равно от кого, а рожать нужно было, – рассказывала баба Вера, не забывая прихлебывать из блюдечка чай и, отламывая ложечкой по маленькому кусочку торта, отправлять их в рот. – Только мудрость да правильные мысли – они с годами приходят. Теперь уж делать нечего – что есть, то и есть, буду век свой доживать, сколько мне отмерено, и уж с чистой совестью к Ванечке своему уйду. Уж поскорей бы, устала я уже.
