– Продолжай.
– Орда. Человек десять. Может, больше. Они… убили Маркуса. Потом выследили остальных.
– Выследили? – не понял Урс. – Что значит «выследили»?
Пэллок поднял глаза на ловчего, и тот прочел в них ответ.
– Как ты спасся? Удрал?
Пэллок сглотнул слюну. Все взгляды были обращены на него.
– Если бы ты не удрал, вы бы отбились! – гневно воскликнул Урс.
– Нет! – Пэллок замотал головой. – Их было слишком много.
– И ты удрал!
– Я сидел на дереве!
– На дереве? – не поверил своим ушам Урс. – На твоих товарищей напали, а ты сидел на дереве?
– Все было не так!
– Выступаем немедленно. Может, они еще живы, – вмешался Валид.
– Да. – Урс презрительно отвернулся от Пэллока. – Собирайтесь. Грат, будешь охранять нас с тыла.
Охотники, словно сговорившись, перестали замечать Пэллока, хотя тот стоял в самой их гуще. Ему едва удалось спастись, а им наплевать! К тому же они все не так поняли.
И все-таки лишь Пэллок мог привести их на место бойни. Урс кивком головы подозвал его к себе. Отряд сразу бросился бежать, взмыленный Пэллок едва поспевал.
– Набросились со всех сторон… – пыхтя, оправдывался он.
– Просто веди нас, – огрызнулся Урс.
По левую руку показался тот самый холм.
– Туда, – выдохнул Пэллок, трагическим взглядом указав на поросший соснами пригорок.
Кровавый след тянулся в глубь леса, однако надвигалась ночь, и Урс приказал возвращаться в лагерь.
На обратном пути несколько охотников, заслышав незнакомый звук, насторожились и принялись оглядываться.
Где-то очень далеко кто-то свистел.
* * *
Калли прочесывала кустарник в поисках ягод. Крошечные, незрелые плоды были твердые и кислые, но выбора не было, – какая-никакая, а все же еда.
Издали послышался шум. Шум доносился со стороны лагеря, и Калли, бросив работу, помчалась домой. Запыхавшись, она вбежала в лагерь, куда только что вернулись охотники. Женщины, как обычно вышедшие им навстречу, голосили и громко рыдали, рухнув на колени или обняв своих мужей. Несколько женщин склонились над Рене, разметавшейся по земле.
– Что? Что случилось? – Калли взглянула на мать, но Коко недоуменно покачала головой.
– Орда, – послышалось в толпе.
– Никс!.. – вопила Рене.
Калли все поняла. У нее задрожали колени. Белла и Адор, опершись друг на друга, рыдали в голос. Урс оцепенело стоял рядом.
Пэллок со странно вытянутым лицом безучастно взирал на убитых горем Сородичей. Подбежал испуганный Мор. Калли искала глазами старшего сына и не находила его.
– Валид, – внезапно ослабевшим голосом спросила Калли, – а где Собак?
Валид взглянул ей в глаза – и Калли все поняла.
* * *
Мору выпало сообщить печальную весть Лире. Она вернулась в лагерь через несколько часов после возвращения охотников. Мор поджидал ее на тропе у ручья.
– Лира, – позвал он.
Отношения между ними оставались натянутыми, однако, заметив выражение его глаз, Лира изменилась в лице и испуганно спросила:
– Мор, что-то случилось?
– Собак, – дрожащими губами вымолвил он.
Лира широко открыла глаза.
– Что с ним? Говори! – взмолилась она, в панике встряхнув его за плечи.
– На них напала Орда.
Больше ничего объяснять не пришлось.
Зарыдав, Лира и Мор бросились друг другу в объятия. Надо мужаться, повторял себе Мор, но от мысли, что Собака больше нет, ему хотелось стать маленьким мальчиком и побежать к маме. Он не знал, как жить дальше.
Убитые горем, они не заметили, что за ними, поджав губы, наблюдает Грат. С того места, где он стоял, несложно было принять их объятия за порыв страсти. При мысли, что Мор, рогонос, калека, завоевал сердце Лиры, Грат насупился и помрачнел.
Отвернувшись, он быстро зашагал прочь, покуда его не заметили.
* * *
В голове у Пэллока снова и снова звучали слова матери. Прояви себя. Ладно, подумал он, я покажу, на что способен. Он отозвал Грата в сторонку и предложил выйти на охоту вдвоем. Сородичи скорбели по убитым, а старший ловчий приказал не отходить далеко от лагеря, но они с Гратом вызовут всеобщее восхищение, если рискнут жизнью на благо племени. Убедить Грата было несложно: он так давно ничего не ел, кроме жуков и муравьев, что у него саднило в горле.
Им повезло: они наткнулись на кунью нору. Зверьки были крохотные, мясо их – жестким, но все-таки это было мясо. Пэллок улыбался до ушей. Сегодня они будут героями.
– Еда! – закричал Пэллок, едва вошел в лагерь. Буквально сияя от гордости, он вскинул руку и потряс в воздухе добычей. – Еда!
Коко и Калли нехотя взяли зверьков, не проронив ни слова. Пэллок нахмурился. Разве они не понимают, что теперь голод отступил? Коко и Калли сразу же принялись свежевать куниц, и Пэллок с удовлетворением отметил, как у детей, наблюдавших за их работой, заблестели глаза.
К Пэллоку сквозь собравшуюся толпу протолкались Урс и Валид.
– Мы принесли добычу, ловчий, – сказал Пэллок.
Не останавливаясь, Урс подошел вплотную к Пэллоку и влепил ему звонкую затрещину. Пэллок пошатнулся, взвыв от боли; Грат, которого Валид отхлестал по лицу, рухнул на колени.
– Я велел всем оставаться в лагере! – взревел Урс.
Пэллок выпрямился, ярость забурлила. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на ловчего с копьем.
– Нам было нечего есть, – запротестовал он.
– Все равно! Вы слышали приказ! – орал Урс.
Грат лежал, не шевелясь, потрясенный приемом, который ему оказали. Неслыханное дело – один охотник ударил другого, нарушив непреложный запрет! Запрет, который сплачивал людей. А что оставалось делать остальным, если запрет нарушал сам старший ловчий?
Пэллок скрестил руки на груди, чтобы никто не заметил, как он дрожит.
– Нам нечего было есть, – повторил он, ища глазами мать. Альби в толпе не было.
– Из-за вас мы не выходили на охоту два дня, – рявкнул Урс.
– Мы думали, вы угодили в лапы Орды, – прорычал Валид. – Мы не решались выходить, пока не выясним, что с вами стало. Почему вы ушли самовольно, никого не предупредив?
– Мы потеряли два дня, – повторил Урс. Казалось, он вот-вот ударит Пэллока снова. Однако вскоре черты его лица смягчились. – Пэллок, – удрученно сказал он, – ты поступаешь необдуманно. Поэтому и не годишься быть старшим над копейщиками.
Урс удалился. Остальные тоже разошлись. Рядом с Пэллоком остался только Грат. Он встал с земли, отряхнулся и обменялся с Пэллоком хмурым взглядом. Лицо Пэллока посерело; казалось, он вот-вот расплачется от несправедливости, а вот Грат побагровел от злости.
