Не доходя до облюбованного им места, он вздрогнул от неожиданности. В затоне кто-то был. Сайлекс непроизвольно пригнулся, укрывшись за ветвями кустов. К нему спиной стояла обнаженная женщина, стройная, с гладкой кожей и крепкими ягодицами. Зайдя по колено в затон, она черпала воду ладонями, сложенными чашкой, и выливала на себя.
У Сайлекса пересохло во рту, дыхание сперло, кровь прилила к вискам. Ему следовало бы отвернуться, но он стоял как вкопанный, не в силах отвести взгляда от гибкого стана женщины, по которому ручейками сбегала вода, капая с сосков.
Деникс.
Чувства, дремавшие в нем с тех пор, как умерла Фиа, внезапно пробудились и искали выхода. То было не просто влечение, нет, – Сайлекса охватило вожделение, жестокое и невыносимое, как голод. Деникс обернулась, как будто все это время чувствовала на себе его взгляд. Их глаза встретились.
Сайлекс повернулся и побежал со всех ног, словно за ним гнались дикие звери. Бег принес облегчение, разогнал кровь и вынуждал внимательней смотреть на дорогу, отвлекая от мыслей об обнаженной Деникс. И все же, когда Сайлекс добрался до лагеря, он не мог думать ни о чем другом, кроме нее.
Не к добру это, строго повторял он себе, я женатый мужчина. Не к добру.
36
Бледноликие радовались прибытию Сородичей. Их приход считался добрым предзнаменованием и означал приближение лета, когда рыбы снова будет вдосталь.
Сородичи принесли с собой свежего мяса, и женщины затеяли общий пир, пока мужчины с интересом рассматривали оружие друг друга. Голубоглазые и кареглазые дети с радостными криками гонялись друг за другом.
Винко, Мор и Маркус, будущие полноправные члены племени, стояли поодаль, не решаясь присоединиться к игре, и смущенно поглядывали на своих голубоглазых ровесников.
Мор наблюдал за тем, как общаются члены обоих племен, и подмечал любопытные вещи. Бледноликие натащили целую гору разных штук сомнительной ценности, вроде блестящих ракушек, и выменивали их на сочную вырезку. Они даже умудрились обменять на мясо ту самую медвежью шкуру, которую Урс много лет назад выменял у них на рыбу, так что выходило, будто это прямой обмен рыбы на мясо, только растянувшийся на годы.
Голубоглазые женщины обступили Беллу, у которой недавно родилась девочка. Они по очереди брали малышку на руки, воркуя над ней и восхищаясь ее сходством с матерью.
– Целыми ночами кричит. Мне и поспать некогда, – жаловалась Белла, и ее собеседницы сочувственно кивали. – И постоянно срыгивает.
К Калли подошел незнакомый светловолосый мужчина с ракушками в волосах, как у всех Бледноликих.
– Скажи, не ты ли мать вон того хромого мальчика? – осведомился он.
Калли на миг опешила: ни один из Сородичей не осмелился бы подойти к женщине и заговорить с ней, не представившись.
– Да, Мор – мой сын, – ответила Калли, решив не указывать мужчине на его оплошность.
– Точно. Мор. Теперь я вспомнил. Он всегда играл с остальными детьми, как будто с его ногой все в порядке.
Калли скрестила руки на груди.
– И что? – холодно спросила она.
Из-за спины мужчины выглянула девушка, года на два младше Мора.
– Познакомься. Это моя дочь. Эма.
Эма несмело вскинула на Калли светло-голубые глаза. Калли сдержанно улыбнулась ей в ответ.
– Покажи руку, Эма, – попросил ее отец.
Нехотя Эма вышла вперед. Более впечатлительная женщина не смогла бы сдержать возгласа: левая рука Эмы заканчивалась чуть повыше локтя и была покрыта чудовищными рубцами.
– Ее рука застряла между камней, и мы не могли их отвалить, – стал объяснять отец девочки. – Пришлось пустить в ход топор. – Он сглотнул слюну и сурово кивнул, заметив испуганное выражение лица Калли. – Перевязали руку шнуром, крепко затянули, пока кожа не посинела, и одним ударом отсекли сустав. Я надеялся, что дочь потеряет сознание, но она все стерпела, моя Эма, – дрожащим голосом продолжал он. – Мы забили рану мхом, глиной и паутиной и несколько дней не развязывали шнура. Несколько дней ее рука горела, а сама она бормотала что-то на незнакомом языке. Наверное, говорила с духами озера, которые хотели увести ее из этого мира. Но рана зажила, и Эма выздоровела.
У Калли в голове не укладывалось, что довелось пережить этой девочке. Она посмотрела на Эму со смесью сочувствия и восхищения. Воистину, отважное сердце. Она вспомнила о Море, который жил, казалось, не вспоминая о своем увечье.
Отец Эмы подался вперед и прошептал:
– Но теперь никто не хочет на ней жениться. Кому нужна жена-калека?
Эма слушала, не изменившись в лице, однако Калли охватило возмущение. Как он может так говорить в присутствии дочери!
– Наверное, у твоего сына та же проблема. Понимаешь, к чему я? Эме сейчас тринадцать лет. Возможно, когда вы придете к нам в следующий раз, мы отпразднуем их свадьбу.
Калли взглянула на серьезное личико Эмы.
– Ты знакома с моим сыном? – ласково спросила Калли. Ее вопрос удивил мужчину, но Эма кивнула. – Он тебе нравится?
– Да, – ответила Эма. – Нравится.
– А с кем они станут жить? С вами? Или с нами, с Сородичами? – забеспокоилась Калли.
Отец Эмы пожал плечами.
– Где сами захотят. Моя жена умерла, так что требовать внуков некому. А мне будет достаточно видеть дочь, когда вы будете заходить к нам на пути в стойбище. А может, они захотят пожить немного у нас, прежде чем уйти с вами.
Калли живо представила себе, как это будет, и улыбнулась. Люди из племени Бледноликих такие приветливые, думала она. Ей вспомнились синяки, которыми Мора награждали его так называемые друзья и которые он вечно скрывал от нее. Альби больше не имела поддержки среди женщин, но частенько беседовала с Гратом и другими мальчишками, и Калли подозревала, что она науськивает их на Мора.
Хорошо бы, останавливаясь у Бледноликих, встречать здесь своего сына – своего счастливого сына – и его семью.
– Да, – вслух сказала Калли, – чудесная мысль.
Год девятнадцатый
Человек приходил в логово и играл с Волчишкой. Зачастую они просто возились на полу пещеры, но были у них и другие игры, когда человек повторял одни и те же звуки или жесты до тех пор, пока Волчишка не отвечала на них определенным образом. Тогда человек хвалил ее и угощал сочным мясом, которое держал в котомке. Иногда он велел Волчишке сидеть. Иногда – сидеть, не двигаясь, там, где он оставил ее, и ждать его возвращения. Больше всего Волчишке нравилось, когда он подзывал ее к себе. Она любила человека и любила с ним играть.
– Прежде чем вывести тебя из пещеры, я должен убедиться, что ты прибежишь на мой зов или останешься на месте, если я прикажу. Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
