Золотая рыбка завистливо поглядывала на остальных. Ишь, поют, смеются, греются на солнышке. А я точно яблоко мочёное, вечно должна мокнуть в банке с водой.
– Как одежда высохнет, пойдём дальше, – сказал Ковригсен.
– Куда? – спросил Простодурсен.
– Туда, где солнце встаёт. Мы же идём в заграницу, – напомнил Ковригсен.
– Ага.
– Одно удовольствие идти налегке. Мы столько коврижек и кренделей съели, что чемодан ничего не весит.
– Кажется, у меня температура поднялась, – простонал Сдобсен. – Я весь горю, и ноги меня не держат.
Простодурсен пощупал ему лоб.
– Нет у тебя температуры, ты просто на солнце распарился. Не забывай, тебе нельзя болеть, ты идёшь к заграничной славе.
– Спасибо, – сказала Октава Сдобсену, возвращая ему рубашку трудной судьбы – бывшую занавеску из бывшей скатерти из бывшей рубашки.
Взяв рубашку в руки, Сдобсен внезапно понял, на что ещё она годится. Он застегнул рубашку на все пуговицы, запихнул в неё одеяло, стянул сверху и снизу верёвкой, а потом прицепил к поясу и завязал рукава на животе. Теперь одеяло болталось сзади в мешке из бывшей занавески из бывшей скатерти из бывшей рубашки. Знатный изобретатель Сдобсен обвёл всех гордым взглядом. Он готов был тронуться в путь немедленно, чтобы убедиться, насколько легче теперь будет идти.
Спустя некоторое, затем недолгое и, наконец, короткое время, успев неоднократно моргнуть глазом, перевести дух и собраться с силами, путешественники снова зашагали вверх по склону за домом Октавы. Они тащили рюкзаки и чемоданы. Сдобсен нёс золотую рыбку.
– Мы к речке выйдем? – спросил Простодурсен.
Но никто не ответил ему. Все силы были брошены на то, чтобы одолеть подъём.
Рюкзак Простодурсена по-прежнему был самый тяжёлый. Хотя пять изюмок съелись, все камешки-бульки остались на месте.
– Нельзя сделать короткий привал? – спросил он.
До вершины было ещё ползти и ползти. А подъём становился круче с каждым шагом.
– А нельзя не делать? – сказала Октава. – Мы только начали восхождение.
– Мне всё равно придётся отдохнуть, – Простодурсен снял рюкзак и поставил его на землю вместе с чемоданом.
И все тут же поснимали рюкзаки с плеч.
– Где ты так вымазался? – спросил Простодурсен Утёнка.
– Я катался по склону, – ответил тот.
– А где твоя коробочка для пудинга?
Утёнок похлопал себя по шее – коробочки не было!
– Я потерял свою коробочку!
И он понёсся вниз к оставленному лагерю. Солнце уже почти высушило склон, так что и не прокатишься.
– Помогите мне искать! – кричал Утёнок.
Простодурсен спускался следом за ним.
– Сейчас найдём, – приговаривал он.
Утёнок стоял у одной из трёх земляных дыр, которые он обнаружил три дня назад.
– Почему склон дырявый? – спросил он.
– Это или мышиные норы, – объяснил Простодурсен, – или ходы мухрышек.
– Мухрышек?
– Они вроде мышек, только грязные, – объяснил Простодурсен.
– И эти мухрышки утащили мою коробочку?
– Что ж ты её не берёг?
– Я не берёг?! Да я её знаешь как берёг!
– Но не уберёг.
– Я на минутку увлёкся и отвлёкся, а мухрышки её утащили.
– Они охотились за её содержимым. И мыши, и мухрышки обожают семечки и скорлупу.
– Скорее вытаскивай мою коробочку, пока они всё не сожрали! – зарыдал Утёнок.
– Что там у вас? – крикнул Ковригсен.
– Надо расковырять ходы мухрышек! – крикнул в ответ Простодурсен. – Принеси нам колышки от палатки!
Ковригсен спустился к ним с чемоданом с палаткой. Но не успел открыть крышку, как с вершины склона раздался дикий крик:
– Ничего нет! Река затопила весь мир! Конец света! Быстрее, надо перетащить мои дрова в горы!
Это вопил Пронырсен. Он выскочил на склон из леса и орал как оглашенный.
– Тебе сон плохой приснился? – спросил Сдобсен.
– Я пошёл в по… то есть поискать новые леса, и вдруг земля кончилась. Совсем. Там одна вода!
– Ты так далеко зашёл? – удивился Сдобсен.
– Скорее! Надо спасти мои дрова! Помогите!
– Земля кончилась? – уточнил Сдобсен.
– Вообще всё кончилось, – сказал Пронырсен. – Осталась одна огромная лужа.
– Так это море, – объяснил Сдобсен.
– Это что ещё такое?
– Море – это море. Часть нашего мира. В книжках о загранице о нём часто пишут.
– Что оно зовётся море, а не пудинг или крендель, нам никак не поможет. Оно поднялось и наступает на нас.
– А потом отступит и осядет, не волнуйся, – спокойно сказал Сдобсен.
Пронырсен хватал ртом воздух. С него струился пот.
– Никто не хочет мне помочь? – зарычал он. – И пускай вся моя работа этому морю под хвост, да?
– Сдобсен дело говорит, – вступил в разговор Ковригсен. – Я про море тоже слышал. Оно большое и мокрое. Иногда оно поднимается и становится ещё больше. Но потом снова уменьшается. До нас оно не дойдёт.
– Ты уверен? – спросил Пронырсен.
– Да, – кивнул Ковригсен.
– Оно сказало «бульк», – вспомнил Пронырсен.
– Что? – оживился Простодурсен.
– Ничего. Я кинул… С дерева свалился камень прямо в это мокрое, и оно сказало «бульк».
– Правда, восхитительный звук? – мечтательно сказал Простодурсен.
– Оно никогда-никогда не доберётся до моей норы? – спросил Пронырсен.
– Никогда, – твёрдо ответил Ковригсен.
Тогда Пронырсен положил на землю мешок с хлебом и топор и оглянулся – не преследует ли его море. Но никто за ним не гнался. И сколько хватало глаз, везде были одни деревья.
– Фуф, – сказал Пронырсен и выдохнул.
Он был счастлив. Не надо перетаскивать дрова, наоборот, можно нарубить новых и остаться жить в своей норе. И в этой вот стране, вместе со Сдобсеном и прочими дуроломами.
– Фуф, – повторил он.
На радостях ему захотелось сказать всем приятное.
– Спасибо за крендель, – кивнул он Ковригсену.
– На здоровье, – ответил Ковригсен.
– Ты ведь не хотел, чтобы он заплесневел, пока я до него доберусь?
– Я положил его туда, где ты начнёшь искать в первую очередь. Как мне представлялось.
– Фуф.
