Дуглас стоял возле фортепьяно со стаканом виски в руке. Фамильные часы, висящие на стене еще со времен рождения Сирила Фэрли-Халма, с ненавязчивой регулярностью пробили четверть часа.
– Мама, я очень много об этом думал.
– Очень может быть, Дуглас. Но, как я тебе уже неоднократно говорила раньше, ты не знаешь, что лучше, а что хуже для нашего поместья.
На губах Дугласа появилась легкая улыбка.
– Мама, если мне не изменяет память, последний раз мы беседовали на эту тему, когда мне было двадцать семь.
– Я отлично помню. У тебя голова тогда была забита дурацкими идеями.
– Просто с финансовой точки зрения Бену невыгодно наследовать все поместье. И мы сейчас говорим не о традициях, а о финансовой стороне вопроса.
– Может, кто-нибудь из вас меня просветит, о чем речь? – Виви перевела взгляд с мужа на свекровь, которая по-прежнему сидела, упрямо уставившись в окно.
Виви попыталась улыбнуться, но улыбка мгновенно увяла, поскольку была сейчас явно неуместной.
– Я хотел обсудить с мамой кое-какие новые идеи…
– Дуглас, пока я жива и имею право голоса в том, что касается управления поместьем, все останется так, как было.
– Я только предлагаю некоторые…
– Я прекрасно знаю, что ты предлагаешь. Ты уже в который раз об этом заговариваешь… И я тебе заявляю: мой ответ – нет.
– Ответ на что? – Виви подошла поближе к мужу.
– Дуглас, я не собираюсь больше обсуждать данную тему. Ты отлично знаешь, что в этом вопросе твой отец был непреклонен.
– Но я уверен, что папа не хотел бы, чтобы кто-нибудь из членов его семьи был несправедливо обижен тем…
– Нет, нет и еще раз нет! Можешь даже не рассчитывать на мое согласие. – Розмари сжала руки. – Ну-с, Виви, а когда у нас ужин? Мне всегда казалось, что мы ужинаем в половине восьмого, а сейчас уже явно позднее.
– Быть может, вы потрудитесь объяснить мне, что вы обсуждаете?
Дуглас поставил стакан на фортепьяно:
– У меня тут возникли кое-какие мысли. Насчет изменения завещания. Насчет учреждения некоего фонда, который даст детям равные права в управлении поместьем. Возможно, еще при моей жизни. Но… – понизил он голос, – мама категорически против этой идеи.
– Равные права? Для всех троих? – Виви удивленно уставилась на мужа.
– Кто-нибудь поможет мне подняться? С этого дурацкого кресла невозможно встать.
Дуглас пожал плечами. Судя по выражению его лица, он пребывал в состоянии крайнего раздражения.
– Я попытался. Не могу сказать, что меня сильно радует эта ситуация.
– Ты попытался?
Розмари решила встать с кресла без посторонней помощи, перенеся вес тела на костлявые руки. Но упала обратно и раздраженно проворчала:
– Ты что, игнорируешь меня? Дуглас?! Дай мне руку! Руку!
– Значит, ты идешь на попятную?
– Я не иду на попятную, старушка. Просто боюсь, как бы не получилось хуже. – Дуглас подошел к матери и взял ее под руку, чтобы помочь подняться.
– Хуже?! Все так плохо, что хуже некуда.
– Ви, это и мамино решение тоже. Мы все здесь живем.
Розмари с трудом выпрямилась.
– Твоя собака, – начала она, сверля Виви глазами, – снова лежала на моей кровати. Я нашла шерсть.
– Розмари, в следующий раз не забудьте закрыть дверь на свою половину, – спокойно ответила Виви, продолжая смотреть на Дугласа. – Но, дорогой, это разом решило бы наши проблемы. И Сюзанне стало бы легче. Ведь единственное, чего ей хочется, – это почувствовать себя равной. Она отнюдь не жаждет управлять поместьем. И остальные тоже не будут возражать. По-моему, они всегда чувствовали себя немного неловко из-за подобного расклада.
– Я знаю, но…
– Довольно! – вмешалась в разговор Розмари, направляясь к дверям. – Довольно. Мне бы хотелось наконец получить свой ужин. Все, разговор закончен.
Дуглас легонько коснулся рукой плеча жены:
– Прости, старушка. Я сделал все, что мог.
И когда Розмари прошла мимо Виви, той показалось, что у нее перехватило дыхание. Она увидела, как Дуглас открывает перед матерью дверь, и поняла, что эти двое исчерпали тему, а значит вопрос закрыт. И неожиданно Виви услышала собственный голос, непривычно злой и достаточно громкий, чтобы Розмари застыла на месте.
– Полагаю, вы оба страшно довольны собой. Теперь вы окончательно оттолкнули от себя бедную девочку.
Оторопевшие муж и свекровь не сразу поняли, о чем она говорит.
– Что? – Розмари вцепилась в руку сына.
– Ну, она ведь не знает всей правды, разве нет? И не надо на меня так смотреть! Никто не сказал Сюзанне правды о ее матери. И после этого вы еще можете удивляться, почему она выросла такой обиженной и неуравновешенной. – Виви наконец-то удалось заставить их себя слушать. – Хватит! Я сыта этим по горло! Дуглас, или ты делаешь Сюзанну своей наследницей, или учреждаешь для нее специальный фонд, или говоришь ей правду о ее матери, включая и то, чего мы не знаем, – заявила Виви и, тяжело дыша, добавила: – Вот так-то. Я все сказала.
В гостиной повисла напряженная тишина. Затем Розмари гордо вскинула голову и начала говорить так, словно обращалась к кому-то, у кого явно не в порядке с головой:
– Виви, в нашей семье не принято…
– Розмари, – перебила ее Виви, – если вы, грешным делом, запамятовали, я тоже член этой семьи. Я готовлю еду, глажу одежду, поддерживаю порядок в доме, причем без малого тридцать лет. Так что я тоже, черт бы вас побрал, член вашей семьи! – У Дугласа отвисла челюсть, но Виви уже понесло. Ее словно охватило какое-то безумие. – Все верно. Да-да, я именно тот человек, кто стирает ваше грязное белье, кто вечно служит мальчиком для битья, кто убирает за чужими домашними животными, кто отчаянно пытается сохранить в этом треклятом доме мир и порядок. Я член этой семьи. Да, быть может, у Дугласа я и вторая жена, но это отнюдь не означает, что меня можно держать за второй сорт…
– Никто никогда и не говорил тебе…
– И я заслуживаю право высказать свое мнение. Я… тоже… заслуживаю… право… высказать… свое мнение. – Виви задыхалась, слезы застилали глаза. – Сюзанна и моя дочь тоже, а не только чья-то там еще, и мне противно, противно, говорю я вам, что эта семья, что моя семья раскололась из-за дома и нескольких акров треклятой земли. А ведь это такая ерунда. Да, Розмари, по сравнению с моим счастьем, счастьем моих детей – это действительно ерунда. Вот так-то, Дуглас. Я все сказала. Или ты делаешь Сюзанну такой же наследницей, или говоришь ей чертову правду! – Стянув через голову передник, Виви швырнула его на спинку дивана, затем посмотрела на мужа и добавила: – Кстати, не смей называть меня старушкой. Мне это не нравится.
