«Не обращай внимания, – утешала меня бабушка. – Город сделал их жестокими».
А затем в тот год, когда мне исполнилось четырнадцать, они уже в пятый раз вернулись с пустыми руками, без единого гроша на мое содержание. И поскольку я не должен был об этом знать, меня отослали в мою комнату, где я подглядывал в щелку двери и напрягал слух, чтобы слышать их разговор на повышенных тонах. Дедушка в сердцах обозвал моего папу бездельником, а маму проституткой.
– У вас по-прежнему достаточно денег на ваше дерьмо для лица и на блеск для новой обуви. Вы оба абсолютно никчемные, – сказал дедушка.
– Я не обязан все это выслушивать, – прикуривая сигарету, ответил отец.
– Нет, обязан. Называешь себя отцом? Ты даже цыпленка не способен убить, чтобы прокормить семью.
– Так, по-твоему, я не способен убить цыпленка?! – возмутился отец, и я понял, что он расправил плечи и выпрямился, в этом своем полосатом костюме.
– Ты ни на что не годишься, кроме как наводить красоту, точно педик.
Хлопнула дверь в комнату. Я подбежал к окну и увидел, как отец размашисто шагает по двору. Не сразу, после нескольких попыток, он умудрился схватить, под возмущенное кудахтанье, Кармелу, нашу старую курицу, которая уже давным-давно не несла яйца. Он схватил ее за шею и швырнул бедняжку через весь двор в сторону дедушки.
Во дворе воцарилась мертвая тишина, и неожиданно я увидел нечто угрожающее в позе отца. Увидел в нем нечто такое, чего не замечал ранее, некую злобную импульсивность. Бабушка это тоже заметила. Она принялась заламывать руки, умоляя всех вернуться в дом и выпить граппы.
Мама нервно переводила взгляд с отца на мужа, пытаясь понять, кого следует утихомиривать в первую очередь.
Сам воздух вокруг, казалось, застыл.
А затем, с полузадушенным квохтаньем и бессильно болтающейся головой, Кармела вдруг возникла у папиных ног, причем вид у нее был до крайности недовольный. Она помедлила, слегка качаясь на дрожащих ногах, и неуверенно заковыляла мимо отца в сторону курятника. Никто не проронил ни слова.
Затем бабушка показала на папин костюм:
– Она тебя обосрала.
Папа опустил глаза и обнаружил, что его отутюженные брюки испачканы тем, что явно можно было расценить как знак последнего протеста Кармелы.
Мама, прикрыв рот рукой, начала хихикать.
Дедушка с гордо поднятой головой развернулся и ушел в дом, его презрительное «ха!» еще долго висело в воздухе.
– Даже твой сын способен свернуть шею цыпленку, – не оглядываясь, пробормотал он.
После этого мой отец появлялся крайне редко. Но мне было наплевать. Дедушка научил меня разбираться в мясе, понимать, в чем разница между панчетто и прошутто, между дольче латте и панна-коттой, как делать паштет с инжиром и заливать его гусиным салом. И дедушка ни разу не прошелся насчет моей внешности. Десять лет спустя я открыл свой первый магазин, и теперь настала моя очередь кормить дедушку, что я и делал с превеликим удовольствием до самой его смерти.
Кармела стала единственной курицей, которую мы не стали есть.
Лилиана вставила ключ в дверь «Уникального бутика», когда на часах уже было без двадцати десять. Опустила глаза и, распахнув дверь ногой, подняла со ступеньки коробочку шоколада в золотой обертке. Лилиана повертела коробку в руках и, склонив голову сперва налево, потом направо, окинула взглядом переулок; полы ее длинного пальто развевались на ветру. Затем сделала два шага назад, чтобы получше рассмотреть магазинчик Артуро. Подождала еще минутку и, прижав коробку шоколада к груди сумочкой, вошла в свой бутик.
А через дорогу Сюзанна и Джесси, устроившие наблюдательный пункт у витрины с выставкой, посвященной Артуро, дружно переглянулись и совсем по-девчоночьи захихикали, причем одна из них словно помолодела на двадцать лет.
Это был четвертый подарок, который они уже успели оставить на ступеньках «Уникального бутика»: раз в неделю, как и договаривались. Если чаще, это было бы некоторым перебором, если реже – то вполне могло сойти за случайность. Однако они решили не останавливаться на достигнутом. Быть может, дело было в неожиданно теплой погоде, пробуждающей первобытные инстинкты и заставляющей девушек обнажать плечи и ноги, а юношей – бесцельно колесить под неодобрительными взглядами представителей старшего поколения по узеньким улочкам Дира в ревущих тюнингованных тачках, но Сюзанна с Джесси с удвоенной энергией принялись изыскивать способы свести Лилиану и Артуро. Когда у Лилианы упала полка для дамских сумочек, они уговорили Артуро предложить Лилиане свою помощь, убедив его в том, что Лилиана всегда восхищалась полками в его магазине. Они рассказали Лилиане, что оливковое масло отлично помогает при артрите, в результате чего Лилиана зашла к Артуро за бутылочкой для матери. Сюзанна и Джесси изобретали самые различные поводы: начинали вытирать совершенно чистые столики или убирали лишние стулья якобы для починки, – чтобы усадить Лилиану с Артуро вдвоем, когда те одновременно заходили на чашечку кофе. И в конце концов усилия двух посланниц Купидона были вознаграждены: Артуро с Лилианой уже обменивались застенчивыми, но довольными взглядами или смущенно краснели, когда, заскочив в магазин Сюзанны, в очередной раз обнаруживали, что один из них уже сидит за столиком. Надо же, работает! – оставаясь вдвоем, говорили друг другу новоиспеченные сводни восторженным шепотом. И прятали под прилавком очередную коробку со сластями.
А тем временем в Дир-Хаусе Виви была озабочена собственными кухонными проблемами: ей не давал покоя холодильник Розмари. В последние время, когда она заходила к Розмари навести порядок в холодильнике, что происходило два раза в неделю (Розмари не могла вынуть полку, не сломав ее), то обнаруживала там среди размокших овощей и бутылочек с просроченными лекарствами несколько открытых йогуртов, рядом вскрытые упаковки бекона, а возле них – тарелку с сырым цыпленком, кровь из которого капала прямо в открытую картонку с молоком внизу. Слова «листерия» и «сальмонелла» вдруг прозвучали со всей ужасающей очевидностью, и Виви заметила, что начинает невольно дергаться всякий раз, как Розмари сообщала, что собирается приготовить себе маленький сэндвич или немножко перекусить.
Виви хотелось обсудить это с Дугласом, но после истории с Сюзанной он стал страшно неразговорчивым. К тому же наступила пора сенокоса, и Дуглас теперь редко возвращался домой раньше девяти. Виви начала подумывать о том, чтобы подключить своих деревенских знакомых, однако она была с ними недостаточно близка, чтобы довериться в столь деликатном деле. Виви никогда не относилась к числу тех женщин, которые умели создавать собственный круг, а учитывая то, что она носила громкую фамилию Фэрли-Халм, любое признание в том, что у тебя есть домашние проблемы, было равносильно проявлению нелояльности. Виви смотрела по телевизору утренние ток-шоу, где молодые люди с легкостью делились самыми интимными подробностями своей сексуальной жизни, рассказывали о нарко- или алкогольной зависимости, и искренне удивлялась. Как так получилось, что в ее время все скелеты следовало оставлять в шкафу, а уже следующее поколение считает подобный взгляд на вещи старомодным? В конце концов Виви позвонила Люси. Дочь выслушала ее с холодной отстраненностью хорошего аналитика, благодаря чему и добилась столь впечатляющих успехов на работе, и в результате заявила матери, что, по ее разумению, Розмари достигла того критического возраста, когда ее пора отдавать в дом престарелых.
