Ее отец стоял посреди магазина со скрещенными на груди руками, словно желая дистанцироваться от окружавших его вещей, и задумчиво рассматривал что-то позади прилавка. Заметив Сюзанну, он едва не подпрыгнул от неожиданности.
– Папа… – Сюзанна даже покраснела от смущения.
– Сюзанна, – коротко кивнул отец.
И оба на время замолчали. Сюзанна строила самые невероятные предположения. А что, если отец пришел извиниться за нелестные замечания в ее адрес? Но ей хватило ума понять, что его приход в магазин – это единственный жест примирения, на который он был способен.
– Ты меня просто чудом застал, – изобразив улыбку, затараторила Сюзанна. – Я вернулась всего полчаса назад. Меня подменяла Джесси… моя помощница.
Отец был без головного убора, шляпу он со старомодной учтивостью держал в руке.
– Да вот проходил мимо. Приехал в город встретиться со своим бухгалтером. Ну и решил заодно взглянуть на твой магазин.
Сюзанна нервно сжимала в руках записные книжки:
– Что ж, все перед тобой.
– Да, действительно.
Она вытянула шею, пытаясь заглянуть ему за плечо:
– А что, мамы с тобой нет?
– Она дома.
Сюзанна положила записные книжки на стол и невольно обвела взглядом расставленные вокруг предметы, словно желая увидеть их глазами отца. Она ждала, что он вот-вот скажет: «Дешевые безделушки и прочая мишура». Ведь какой нормальный человек захочет выкладывать немалые деньги за мозаичный подсвечник или подержанные вышитые салфетки?
– Тебе Нил не рассказывал? Дела идут совсем неплохо. – Она решила сделать вид, будто Нил тоже участвует в ее начинании, поскольку отец всегда считал его вполне здравомыслящим парнем.
– Нет, не рассказывал. Но это хорошо.
– За первый квартал товарооборот вырос… э-э-э… на тридцать процентов. И я только что закончила свою первую в жизни инвентаризацию.
Слова эти звучали вполне солидно, весомо и убедительно и уж точно не походили на бессвязное бормотание пустой и легкомысленной вертихвостки. Отец молча кивнул.
– Возможно, мне придется посоветоваться с тобой насчет налога на добавленную стоимость. Пока это для меня темный лес. Ума не приложу, как ты с ним справляешься.
– Тут все дело в практике. – Отец не отрываясь смотрел на портрет ее матери.
Сюзанна оглянулась и тоже заметила портрет, видневшийся в просвете между высокими ножками прилавка. Загадочная улыбка, в которой не было ничего материнского, здесь, в этом торговом зале, казалась неуместно интимной. Джесси, которой безумно нравился портрет, поскольку она еще никогда в жизни не видела такой шикарной женщины, уговаривала Сюзанну повесить его на стенку. И теперь Сюзанну грызло чувство вины, хотя она толком и не понимала почему.
– Что здесь делает эта картина? – судорожно сглотнув, поинтересовался отец.
– Я ее не продаю, если тебя это волнует.
– Я был…
– Мы не настолько нуждаемся в деньгах.
Отец замолчал, явно пытаясь взвесить свои слова. Затем коротко вздохнул:
– Сюзанна, мне просто интересно знать, что делает в магазине этот портрет.
– Папа, это не какой-то там магазин. Ты говоришь так, будто я хочу поскорее сбыть портрет с рук. Это мой магазин… И я собираюсь повесить портрет на стенку, – огрызнулась Сюзанна.
– Но с чего вдруг это взбрело тебе в голову?
– Я подумала, что здесь ему самое место. Дома… дома он смотрится как-то неуместно. Дом для него маловат, – сказала Сюзанна, не сумев отказать себе в удовольствии съязвить.
Отец, прищурившись, осторожно взглянул на портрет так, точно ему было тяжело смотреть на изображение бывшей жены:
– По-моему, его не следует здесь оставлять.
– Ну, тогда я не знаю, где еще его можно повестить.
– Если хочешь, мы можем снова отнести портрет в банк. Они положат его в сейф, – покосился на Сюзанну отец. – Как-никак картина стоит приличных денег, а я что-то сомневаюсь, что ты ее застраховала.
В разговоре с Сюзанной отец вообще не демонстрировал никаких эмоций. Похоже, после смерти Афины он решил, что она будет для него не бо́льшим эмоциональным раздражителем, нежели какой-нибудь дальний родственник или далекий предок, один из тех, чьи портреты украшали галерею на верхнем этаже. Согласно семейным преданиям, с которыми в урезанном виде сочли нужным ознакомить Сюзанну и ее брата с сестрой, после той печальной истории отец довольно быстро женился на Виви. А может, воспоминания об Афине были для отца настолько травматичными, что он решил подавить в себе все эмоции. При этих мыслях Сюзанна невольно краснела, чувствуя свою косвенную вину. В доме не было ни коробок с одеждой, ни замусоленных фотографий. И только Виви удалось сохранить жалкие крохи воспоминаний об Афине: пожелтевшую статью из газеты о бракосочетании Последней Дебютантки и парочку фотографий Афины на лошади. Да и те извлекались на свет божий лишь тогда, когда Дуглас куда-нибудь уезжал.
И вот теперь его присутствие в магазине и абсолютно бесстрастная манера держаться оказали на Сюзанну обратный эффект. Неужели так трудно проявить свои чувства?! Сюзанне вдруг захотелось заорать. Даже если все это, предположительно, ради ее же, Сюзанны, блага, зачем делать вид, будто Афины вообще не существовало?!
– Ты мог бы повесить портрет в картинной галерее. – Слова, прозвенев, повисли в воздухе. В голосе Сюзанны слышался откровенный вызов. – Виви будет не против. – (Но отец, уже отвернувшись от нее, с деланым интересом наклонился над куском китайского шелка.) – Я сказала, Виви будет не против. На самом деле она сама мне это предлагала. Починить раму и повесить портрет. Причем совсем недавно.
Отец взял в руки миниатюрный шелковый кошелек, внимательно посмотрел на цену и осторожно положил обратно. Его размеренные движения и молчаливое неодобрение, которое в них явно сквозило, вызвали в душе Сюзанны приступ чего-то такого, что неистово рвалось наружу и с чем ей при всем желании уже было не справиться.
– Папа, ты слышал, что я тебе сказала?
– Отлично слышал, спасибо. – Он по-прежнему отказывался на нее смотреть. Последовала мучительная пауза. – Я просто… Я просто не считаю это уместным.
– Пусть так. И тем не менее, даже если это всего-навсего живописные полотна, ты явно не хочешь, чтобы женщины нарушали фамильную линию, разве нет?
Она сама толком не поняла, каким образом у нее это вырвалось. Отец медленно повернулся и расправил плечи, лицо его оставалось бесстрастным. И она внезапно почувствовала себя маленькой девочкой, которая в чем-то провинилась и теперь в ужасе ждала неминуемого наказания.
Однако отец лишь все тем же размеренным движением надел шляпу и повернулся к двери:
– Боюсь, у меня закончилось время парковки. Я просто хотел сказать тебе, что твой магазин смотрится очень мило. – Он поднял руку и едва заметно кивнул.
