– Я не знал, что вы через это прошли.
– Вот почему… – Она задыхалась. – Вот почему мне было так важно знать… чтобы подготовиться, чтобы удар не был нанесен неожиданно. Хотя не знаю, есть ли вообще способ подготовиться к такому… но знать… О господи, какое облегчение!
Элисон вытирала мокрое от слез лицо, нос у нее покраснел, веки распухли. Но он все равно хотел ее и с трудом, до боли в теле, сдерживался, чтобы не наброситься на нее. Сила ее любви к их ребенку только накалила его страсть.
Он взял в ладони ее голову, гладя большим пальцем золотистые завитки.
– Мы бы все преодолели. Мы не могли бы любить нашего ребенка больше или меньше. Но я рад, что нам не нужно больше волноваться.
– И я тоже.
Руки у нее сами собой поднялись и погрузились ему в волосы. Она медленно пропускала сквозь пальцы пряди. Волны удовольствия окатывали его. В этот момент, с этой женщиной, он ощущал сильнейший прилив чувственного наслаждения.
Она прикрыла глаза, ресницы касались щек. Ее рот совсем близко, горячее дыхание пахло сладостью, одно движение – и их губы соединятся. Максимо хотел, чтобы это движение сделала она.
– Макс, как остановиться… – зашептала она. И прижала рот к его рту робким поцелуем.
Когда кончиком языка она коснулась его нижней губы, его самообладанию пришел конец. Он со стоном припал к ее рту, а она раскрыла губы, не противясь ему, и застонала от удовольствия. Этот негромкий стон возбудил его еще больше.
Максимо медленно уложил ее. Она выгнулась, грудью задевая его грудь. На них слишком много всего надето, а ему необходимо ощущать ее обнаженное тело своим обнаженным телом, овладеть ею, чтобы наконец утолить небывалый накал страсти.
Он провел рукой по всем изгибам ее тела, взял в ладони грудь, нажимая на затвердевшие кончики сосков. Он возбудился, даже трогая ее сквозь одежду. Никогда с ним такого не было, ну разве что в подростковом возрасте он мог бы так же среагировать на женщину.
– Подождите. – Элисон откатилась от него, глаза смотрели испуганно. – Я не… Я не могу. – Она задыхалась, губы распухли. – Я не могу.
– Вы же хотите этого… я знаю, что хотите.
– Нет, – прерывисто выговорила она. – Простите. Мы… было бы лучше нам остаться друзьями. Что произойдет, если это… – она жестом указала на постель, – если у нас ничего не получится? Тогда мы превратимся в обозленных людей, какими бывают разведенные, будем возить своего ребенка туда-сюда и по очереди общаться с ним на отдыхе. Но если у нас будут платонические отношения, тогда все упрощается. Это самое умное, что можно придумать.
– У меня не возникнет никаких трудностей, чтобы соблюдать обязательства. Когда я произнесу брачные обеты, то произнесу их честно. Если вы в будущем предвидите наш развод, то не я это спровоцирую.
Элисон дрожащими пальцами пригладила волосы.
– Я не намерена с вами разводиться, но если вы внесете секс в наши отношения, то это все усложнит.
Максимо поднялся с кровати.
– Все уже усложнилось из-за нашего взаимного влечения. Секс снял бы напряжение.
С этими словами он развернулся и вышел из комнаты. Элисон громко выругалась. Почему она это сделала – поцеловала его, словно одержимая сексом маньячка?
«И почему ты его остановила?» – этот вопрос подсказало ей собственное тело. Она горит, она взмокла в самых интимных местах. Его поцелуй лишил ее остатков воли. Она уже была готова позволить ему сделать с ней все, что он пожелает. Она страстно желала подчиниться ему, желала погрузиться в блаженное забытье в его объятиях.
Что же вернуло ей разум?
Она не хочет влюбляться. Если она поддастся своей страсти к нему, то что ее удержит не влюбиться в него? Ничего. Она уже приблизилась – опасно приблизилась – к состоянию любви.
В тот момент, когда он сказал ей, что тест отрицательный, она хотела всего лишь обнять его. Так легко было представить, что они – настоящая пара, ищущая поддержки друг у друга.
Но это не так. Они – два чужих человека, сведенные вместе волею судьбы, попавшие в сложную ситуацию. У него своя жизнь, у нее – своя. А что у них общего? Ребенок. Только это их и связывает.
Максимо сказал, что не разведется с ней, и, скорее всего, так оно и есть. Он никогда и ни за что не оставит ребенка.
Он был верен Селене, но он любил ее. Без любви к ней, к Элисон, что удержит его около нее? Когда она располнеет, и фигура потеряет стройность, то ей будет нечем привлечь и заинтересовать его. А он уж точно заполучит любую женщину, какую пожелает.
Она не сможет пойти на это.
И если ей суждено провести остаток жизни, страдая от неудовлетворенного желания, то это будет незначительная плата за то, чтобы окончательно не разрушить свою душу.
Спустя три недели Максимо так и не выполнил данное ей обещание соблазнить ее. И навязать себя ей тоже не пытался, да она и не верила, что он это сделает. Где-то в глубине сознания жило разочарование, что он, кажется, смирился с тем, что она действительно не хочет сексуальной связи.
И в результате она лежала ночами, сгорая от желания, вновь и вновь вспоминая все их встречи. И дорисовывая в уме заманчивые подробности.
Например, что они не остановились в тот день, когда узнали о результатах теста. В своих фантазиях она продолжала его целовать, расстегнула ему рубашку, обнажив мускулистую загорелую грудь. А он сделал то же самое с ней, расстегнул ей блузку, потом – застежку на бюстгальтере, потом опустил голову и взял в рот набухший бутончик соска.
Элисон защелкнула лэптоп и встала. Этот компьютер ей дал Максимо, чтобы связаться с фондом помощи больным кистозным фиброзом. Они с Максимо обсудили создание отделения в Туране после того, как узнали о результатах теста, и он поручил ей заняться этим. Она делала работу через Интернет, сидя одна в комнате, и мучилась от страсти к мужчине, которого она не может, не должна допустить до себя.
Максимо обеспечил ее не только компьютером, но и неограниченными средствами. Он также предоставил в ее пользование свободную комнату для работы, превратив в подобие кабинета. Окна выходили на морской простор. Глядя на яркую, кристально чистую воду, она хотя бы немного отходила от стресса, но избавиться от постоянно съедавшего ее желания все равно не удалось.
Порой ей было так плохо, что она уже задавалась вопросом, зачем отказывать себе в том, чего ей так безумно хочется.
Практичная сторона ее натуры призывала к разуму, а другая, порочная, возымевшая власть над ее чувственностью, требовала забыть о разуме.
К счастью, утренняя тошнота прошла, так что ей уже не приходилось проводить большую часть утра в уборной. Хоть какое-то облегчение, поскольку постоянное возбуждение от того, что Максимо работает в своем кабинете в конце коридора, не отпускало ее ни на минуту.
С тех пор как они прибыли на остров, он был олицетворением обходительности и внимания, он позаботился обо всем, что могло ей понадобиться. Он превосходно играл роль любящего – но платонического – жениха. А в ее глазах это выглядело так, словно он специально делает ее жизнь невыносимой.
