– Что за хрень? – подозрительно разглядывая ящера, произнес Поганый. – Никогда раньше не видел ничего подобного.
– Мне тоже такое до сих пор не попадалось, – сказал Иван.
Бывало, и довольно часто, что через порталы в Центрум проникали странные и даже страшноватые существа из других миров. Некоторые здесь погибали, а другие, наоборот, приживались, встраиваясь в сложную экосистему перекрестка вселенных. Возможно, высокомудрые ученые в Лорее и вели какой-то перечень обитавших в Центруме живых видов, но конкретно эта летающая тварь являлась для всех присутствующих чем-то диковинным. С явной целью продолжить вдумчивое изучение фауны Лифанейла Алекс вскинул пистолет, тщательно прицелился и выстрелил. Ящер растопырил кожистые крылья, будто раскрыл старый помятый зонт, разинул клюв и возмущенно заклекотал.
– Промазал? – участливо поинтересовался Костя.
– Попал. Только ему, кажется, по фигу.
Поганый перехватил пистолет поудобнее и выстрелил снова. На сей раз даже Иван увидел, что пуля вырвала из крыла птеродактиля изрядный клок, что, похоже, лишь разозлило его. Присев на короткие задние лапы, тварь оттолкнулась от каменной кладки и тяжело взмыла в небо. Описав над башенкой короткий круг, ящер сложил крылья и вдруг спикировал на стоящих внизу людей. Иван присел, прикрыв лицо рукой, и его обдало ветром от расправленных крыльев и нестерпимым помоечным смрадом – ящер пронесся почти над самой его головой. Снова грянул выстрел. Птеродактиль дернулся, словно на короткое мгновение споткнулся в воздухе, но тут же выправил полет.
– Живучий, гад, – процедил сквозь зубы Алекс. – Я ему прямо в тушку влепил, причем в упор.
– Ты так на него все патроны изведешь, – сказал Виорел.
– А ты со мной потом поделишься, – невозмутимо ответил Алекс и снова вскинул оружие. – В башку бы попасть…
Следующим выстрелом Поганый, видимо, все-таки задел какой-то важный нервный центр летающей твари: одно крыло ящера безвольно обвисло, он попытался было выгрести вторым, но, кувыркнувшись в воздухе, беспомощно закружил по спирали вниз, словно воздушный змей с оборванной веревкой. С треском проломив кустарник, ящер рухнул посреди огороженного древним кирпичным забором пустыря. В небе послышался уже знакомый клекот: гася скорость редкими взмахами тяжелых крыльев, к месту падения спешили два таких же существа. Шумно приземлившись, они принялись орудовать клювами, отрывая от еще живого собрата лоскуты мяса, и глотали его, закидывая головы вверх. Воздух наполнился противным визгом.
– Падальщики, – поморщился Ромка, – интересно, чего они тут жрут-то?
– Значит, есть чего, – ответил Константин. – Пойдем, пока еще чего-нибудь не прилетело.
Продираться сквозь заросли становилось все труднее и труднее: колючий кустарник отвоевывал любой свободный клочок не занятого руинами пространства. Пару раз они наблюдали в небе знакомые очертания кожистых крыльев, но летающие твари предпочитали не приближаться, наблюдая издалека. А однажды прямо у них из-под ног, из глубины зарослей, метнулась в темноту зияющего в земле провала другая продолговатая тень: не то что-то похожее на собаку, не то – на крупную кошку. Из дыры, образовавшейся в подвале рухнувшего двухэтажного дома, им вслед злобно сверкнула пара желтых глаз. Город был давно покинут людьми, но все же остался обитаемым.
Бывшая центральная площадь Лифанейла превратилась в самый настоящий лес. Из земли, некогда мощенной булыжником, тянулся вверх жухлый и ломкий папоротник выше человеческого роста, ниже ноги утопали в перепутанном ковре стелющейся травы, а верхний ярус занимали самые настоящие деревья с длинными и полыми внутри стволами около полуметра в обхвате. Сейчас, зимой, вся эта флора выглядела мертвой, а в летние месяцы тут наверняка вырастали самые настоящие непроходимые джунгли с густой листвой и лианами. По сторонам площади даже высилось несколько относительно неплохо сохранившихся зданий, одно из них – то ли церковь, то ли городская ратуша – лишилось центрального шпиля, под которым все еще белел замшелый циферблат часов с давным-давно отвалившимися стрелками, второе – приземистый трехэтажный дом – даже могло похвастаться несколькими уцелевшими окнами.
– Смотрите внимательнее под ноги, – предупредил Виорел, – не хватало еще провалиться в какой-нибудь колодец.
Обойдя площадь по кругу – пробиться через заросший центр было нереально, – они оказались возле стен ратуши, густо украшенных седым лишайником и вьющейся травой. Ухватившись за пролом окна, Алекс подтянулся на руках и спрыгнул внутрь. Иван последовал его примеру.
Пол был выложен гранитной плиткой и, видимо, потому успешно выдержал удары времени. Весь первый этаж был густо усыпан осколками стекла, черепицы и кирпичей, среди которых Иван обнаружил несколько фрагментов битой керамической посуды – кусок тарелки и чашки с замысловатой ручкой. Тут же виднелись кучки звериного помета: вероятно, это здание облюбовали в качестве жилья местные хищники. Пахло плесенью, затхлостью и запустением.
Подняв взгляд, Ударник увидел ведущую вверх чугунную лестницу, упиравшуюся в площадку второго этажа. Перекрытия потрескались и держались на честном слове, а сквозь лишенные стекол стрельчатые окна падали вниз косые лучи света, как на древних иконах, вычерчивая на захламленном полу неровные белые квадраты. Повернувшись, Иван уперся взглядом в западную стену ратуши и замер, пораженный открывшимся зрелищем.
Здесь древние строители оборудовали нечто вроде алтарного возвышения и алькова, к которому вели четыре мраморные ступени. Свод поддерживали два ряда прямоугольных колонн с частично обвалившейся облицовочной плиткой. Несмотря на пыль и запустение, замысел неизвестных архитекторов был весьма необычен: по мере приближения к возвышению колонны будто бы расступались, открывая вид на вогнутую внутреннюю поверхность алькова. А там… Там, в покрытой неопрятными плесневыми потеками известковой нише, были закреплены крупные ограненные камни. Центральный, зеленый, как изумруд, казался самым большим, а от него отходили спиралью камни поменьше, числом одиннадцать. Все они были прозрачными, точно дорогие хрустальные бокалы, только каждый из камней, казалось, имел собственный уникальный оттенок: голубоватый, красноватый, розовый, белый, желтый…
– Мартыши называют это «ключом», – раздался сзади голос Виорела, отразился от стен гулким эхом и затих где-то в вышине.
Иван смотрел на мозаичный рисунок точно зачарованный. Он вспомнил, где именно видел раньше нечто подобное. Конечно же, мартыши. Они любили выкладывать в знак благодарности или особого расположения к человеку подобный узор – спираль из небольших камушков, которую всегда венчал полудрагоценный хризопраз. Зеленый, будто бутылочное стекло. Как и этот самый камень в центре мозаичной спирали.
– Ключом от чего? – мрачно спросил Алекс. В этом заброшенном здании он чувствовал себя неуютно.
– Не от чего, а к чему, – поправил его Виорел. – У нас ключ – это предмет, который отпирает и запирает замки и двери. На языке тех, кто создал эту мозаику, данное слово имеет другое значение. Ключ древних способен только открывать.
