В 52–50 гг. союз претендентов заменился принципатом одного. Триумвиры в 60–59 гг. приняли несколько пунктов демократической программы и потом, хотя в слабой степени, продолжали как будто бы традиции партии популяров. Princeps 52–50 гг. Помпей решительно стал на сторону консерваторов, так называемых «лучших» или просто «благонамеренных людей», по терминологии, применяемой Цицероном. С такой формой единоличной власти, в свою очередь, готова была мириться значительная часть аристократии.
В понятиях последующей эпохи можно найти одно указание на то, что руководящее положение Помпея как бы создало прецедент политической системы, которую в известных кругах считали приблизительно нормальной. Об этом свидетельствует живучесть помпеянской традиции, удержавшейся надолго, несмотря на исчезновение помпеянских претендентов. Симпатия к памяти Помпея составляет характерное направление в среде аристократии. При дворе Августа помпеянство выражалось довольно открыто: историк Ливий не стеснялся высказывать его. Первый брак Августа со Скрибонией был устроен с расчетом привлечь помпеянские круги. Молодого Тиберия, будущего императора, окружали помпеянцы. Усвоивши примирительную политику, озабоченный соблюдением разных конституционных фикций, Август старался воспользоваться в своих видах и помпеянством; он готов был принять Помпея в число своих политических предков и ввести его имя в свою династию. Этот расчет характерно отражается в погребальных процессиях императорского дома. В числе изображений замечательных людей Рима, выводимых в качестве предшественников государя, несли на видном месте фигуру Помпея.
Еще более знали бы мы об этих направлениях, если бы могли восстановить ту традицию о катастрофе республики, о последних гражданских войнах, которая ходила в первое время августовского принципата. В своем непосредственном виде она не дошла до нас, и особенно жаль, что не сохранились Ливиевы характеристики. Впоследствии она была закрыта в литературе цезарианскими изображениями; но она оказала решительное влияние на историографию первого столетия императорского периода, и следы этого воздействия мы еще можем отметить. Нечего и говорить о таком оппозиционном писателе, как Лукан, который оплакивал гибель республики в своей «Форсалии», отождествлял ее с поражением Помпея. Люди более спокойного направления, например, Сенека и Квинтилиан, без колебания признавали, что в столкновении 49 года право было на стороне Помпея. Офицер эпохи императора Тиберия, Веллей Патеркул, писавший около 30 г. по Р.Х., т. е. 80 лет спустя после изображаемых событий, находил, что дело Помпея было справедливее, а Цезарь имел за себя лишь перевес силы; все убежденные люди, кому дорога была традиция, должны были стать на сторону Помпея, все осторожные и практичные – на сторону Цезаря. Точно так же у Плиния Помпей поставлен гораздо выше Цезаря, и его отзыв о Цезаре вообще холоден: можно думать, что на этой характеристике отразилось влияние известного историка и археолога Варрона, написавшего биографию Помпея.
В биографии Цезаря Плутарх говорит несколько неопределенно, что, под влиянием непрерывных политических скандалов и уличных погромов в Риме стало широко распространяться убеждение в неизбежности монархии: были люди, которые решались утверждать, что единственным лекарством для спасения республики является единоличная власть, но что для применения этого средства нужно найти наиболее мягкого врача и его уже слушаться, причем разумели Помпея. К числу этих людей принадлежал, по-видимому, и Цицерон, судя по его замечанию в интимном письме к одному из близких людей. Теоретик консервативной республики только что рекомендовал в своей книге монархическое добавление к римской конституции. Он отправляется на сравнительно долгий срок наместником в Киликию и перед отъездом ведет с Помпеем, который стоит на вершине своего влияния и авторитета, продолжительные разговоры на общие политические темы; Цицерон выносит убеждение, что конституция не будет нарушена, что, напротив, она найдет в Помпее своего защитника. Судя по одной правильно возвращающейся формальности, Помпей очень заботливо избегал нарушения политических традиций. В качестве проконсула и представителя военной власти, imperium, он, по старине, не мог входить внутрь священной городской черты, в пределах которой действовали лишь гражданские авторитеты. Поэтому он либо отсутствовал в заседаниях сената, если они созывались внутри померия, либо, раз его присутствие было необходимо, сенат сходился в одном из храмов, находившихся вне городской черты.
Несомненно, что в республике устанавливалась какая-то новая форма, во всяком случае, новое соотношение властей. Последовательные непримиримые республиканцы в роде Катона или Марцелла не могли принципиально одобрить ее. Катон говорил потом, что в случае победы Цезаря он кончит самоубийством, в случае торжества Помпея уйдет в изгнание. Но фактически и они допускали ее, как меньшее из двух зол. Тот же Катон был инициатором диктатуры Помпея в 52 г., предложивши только для смягчения внешнего вида облечь ее в форму консульства без коллеги, – формулу, в конце концов, тоже небывалую и неконституционную. Расчет этой партии непримиримых состоял в том, что взаимная борьба между претендентами ослабит обоих противников и придется на пользу старинному устройству.
В Италии, хотя и лишенной фактически представительства своих интересов, политическая перемена, происходившая в Риме, была замечена. Нашлись весьма обширные слои населения, которые приветствовали принципат Помпея. В 50 г. он опасно заболел. Выздоровление его сопровождалось во многих муниципиях, особенно Южной Италии, торжественными молебствиями. Веллей Патеркул называет их молениями за здравие первого из всех граждан. Стоит отметить, что эта форма чествования, несколько уже напоминающая восточные обычаи преклонения перед носителями власти, возникла по инициативе неаполитанских греков. При проезде Помпея из Брундизия в Рим ему были во многих местах устроены горячие овации. Кто были эти люди, сочувствовавшие правительству Помпея, и на чем основывались симпатии? Может быть, владельческие слои уже теперь опасались нашествия «нового Бренна», как звали Цезаря после его галльских завоеваний и новых экспроприации в пользу участников Галльской войны; может быть, знали о союзе между северным императором и теми беспокойными элементами в Риме и в остальной стране, которым он обещал гражданскую войну.
В 49 г. близкий к своему утверждению консервативный принципат Помпея был опрокинут его старым союзником по триумвирату, который вовсе не расположен был играть подчиненную роль при единственном принципсе. «Стоит только сойти на второе место, и нет ничего легче, как потом попасть на последнее». Такие слова или подобные им приписывали Цезарю около этого времени.
8. Падение республики
Политический принципат одного лица, обозначившийся так ясно в конце 50-х годов I в., был результатом и выражением социальной иерархии, которую вырабатывала жизнь Рима и Италии после большого болезненного кризиса 80-х годов. И тот, и другой из этих тесно между собой связанных фактов уже составлял уклон республики, увлекал за собою падение ее учреждений и нравов. Автономные коллегии, независимые клубы, свобода слова в больших дебатирующих собраниях, равенство звания перед судом и одинаковая для всех свобода личности, – все это не могло уцелеть в обществе, сложившемся по рангам опеки и подчинения. Политический порядок, нормальный для этого общества, направлялся как бы неизбежно к уничтожению автономных, демократических форм, и уже короткая диктатура Помпея в 52 г. показала, например, как мало остается от независимости судей, «охраняемых» верховной властью.
