Кустистые седые брови лесника полезли на лоб.
– Да ты никак собрался со всеми фанатиками Монумента воевать?
Меченый усмехнулся.
– Так это в монолиты Зоны стрелять не рекомендуется, а насчет людей я что-то не слышал такого закона. Да и, если разобраться, чем сильны мы, сталкеры? А тем, что когда мы вместе одно дело делаем, мы и есть единый монолит, в который стрелять точно опасно для жизни. Так что если фанатики в этом простом законе сомневаются, пусть попробуют его нарушить.
– Да уж, высокопарно прозвучало, – проворчал лесник. – Но в одном ты прав: бросать товарища в беде нехорошо. Особенно когда на него вся Зона ополчилась. Иначе какие мы к лешему сталкеры?
– Вы реально собрались втроем наехать на «монументовцев»? – не поверил услышанному пленный.
– А что такого? – удивился Меченый. – Им нашего товарища прессовать можно, а нам им ответку дать нельзя что ли?
– Ну, вы реально чокнутые, – покачал головой сержант.
– Ну, какие есть, – в тон ему ответил Меченый. – Так что сейчас ужинаем, спим сколько получится, а с рассветом выдвигаемся в Припять.
– Зачем вам в Припять? – удивился пленный.
– Чего непонятно, молодь зеленая? – подал голос лесник, который, вставив охладившийся шомпол обратно на свое место под стволом автомата, теперь аккуратно размещал рядом с костром консервные банки, извлеченные из рюкзака. – Каждому ясно, что там в Доме Культуры «Энергетик» у «монументовцев» основная база. И предводитель их там же. Удастся его завалить, считай, миссия выполнена. Я вот лично уверен, что от него все козни и исходят.
– Это почему? – удивился я.
– Да потому, что помимо всего прочего ты ему обещал заплатить своей жизнью за наши. Помнишь бой у речного вокзала, когда ты нас всех, считай, от смерти спас?
– Вот оно что… – протянул я.
– То-то и оно, – хмыкнул лесник. – Я об этом сам только недавно узнал, и потому сейчас здесь. Теперь, стало быть, наш черед твою жизнь спасать. Не привык я, чтоб Долги Жизни за мной числились.
– А откуда ты узнал… – начал было я, но лесник не дал договорить.
– Неважно откуда. Важно что узнал. И всё. Короче, кто жрать и спать не хочет, может дальше языками молоть. А кто хочет – кушать подано.
Костер продолжал странно гудеть белым пламенем, и было видно, что консервы разогрелись почти моментально. Меченый полоснул ножом по путам пленника и кивнул на огонь:
– Присаживайся.
– А вдруг убегу? – хмыкнул тот, разминая запястья.
– Беги, – пожал плечами Меченый. – Только после того, как ты своего командира прикладом до смерти забил, сомневаюсь, что в «Борге» тебя примут с распростертыми объятиями.
– Так он же укушенный был!
– Вот об этом ты там у своих и расскажешь, – кивнул лесник. – Авось поверят.
– Твою ж душу…
«Борговец» сплюнул и сел к костру. Лесник носком сапога пододвинул к нему банку с тушенкой. Пленный взялся за кольцо, сорвал крышку с банки, смял ее, ковырнул дымящееся мясо. Но прежде чем начать есть, вдруг произнес:
– К ДК «Энергетик» не ходите. Нет там больше «монументовцев». И главаря их нет.
– А где ж они? – поинтересовался Меченый.
– В Саркофаге. И вокруг. Стянули все силы из Припяти и окрестностей, и закрепились плотно.
– Не врешь? – прищурился лесник.
– А смысл? – пожал плечами сержант.
– Ну да, вроде особого нет, – согласился Меченый.
– Что-то мы всё про Зону да про Зону, надоело, – бросив в кусты пустую консервную банку, проговорил лесник. – Что, больше поговорить не о чем?
– А о чем например? – удивился я.
Трапеза подходила к концу, а после ужина, по моему мнению, самое лучшее это поспать. Но в то же время не уважить товарища, которого пробило на потрепаться, тоже как-то нехорошо.
– Да о писателях например. Ты ж писатель, стало быть, есть у меня к тебе вопрос.
– Я не писатель, – улыбнулся я. – Я автор. Просто записываю то, что вижу. А писатели – это те, чьи книги в школах изучают. Классики то есть.
– Это, Снайпер, твое мнение, – отмахнулся лесник. – А я считаю, что если твои книги официально издают, то ты писатель и есть, самый настоящий.
– Как хочешь, – пожал я плечами. – Писатель, автор – какая разница? Всё это только частные мнения и способ говорить, не более. Так что интересует-то?
– Ну, к примеру, почему ваш брат так любит существующую власть попинать.
– Так не все же, – хмыкнул я.
– Не все. Но многие. Во все века такое было. Какая б власть не была, хорошая ли, плохая ли, всегда найдется писака, которому она как кость в горле. И вроде б издают его, и ругать правительство никто не мешает – хоть обругайся, все равно ты ему по фигу. А вот нет же, неймется. Вместо того чтоб книжки свои писать, читателей радовать, он всё в политику лезет, типа, не устраивает его она, хоть тресни.
Я призадумался. А действительно, бывает такое. И бывало раньше. Ну и, подумав, выдвинул свою версию.
– Знаешь, кажется мне, что причин тому три. Во-первых, если есть власть, значит, есть и влиятельные лица, которым она не нравится. И по ту сторону границы государства, и по эту, так называемая, «пятая колонна». А у влиятельных людей есть деньги, которые они используют для того, чтоб ту власть расшатать. Так почему б писателю не подбросить деньжат, чтоб он не только книжки писал…
– Но и власть шатал? – хохотнул лесник, аж борода затряслась от смеха. – Ну допустим, нормальная гипотеза. А вторая причина?
– Элементарно, – пожал я плечами. – Тщеславие. Сидит себе обычный писатель, книжки пишет. Кто его замечает, кроме поклонников творчества данного конкретного творца? Правильно, никто. А если писатель начинает на власть наезжать, он сразу автоматически становится, типа, борцом за идею, о котором говорят все.
– Понятно, – кивнул лесник. – То есть, борьба писателя с властью есть не что иное, как грамотно продуманный рекламный ход. Принимается. Ну, а третье?
– Плевок в вечность, – зевнул я, отчаянно желая, чтобы этот допрос поскорее закончился и говорливый лесник отправился дрыхнуть. – Или мечта о венце мученика, называй как хочешь. Скажем, если обычному писателю падает на голову кирпич, все понимают – это произошло потому, что здание старое, надстройки на крыше ветхие, вот и произошел несчастный случай. Но если же кирпич падает на макушку борца с властью, всем сразу становится ясно – помер автор не случайно, потому как кирпичик тот выковырял тайный агент правительства, и прицельно на мученика скинул. Притом эти «все» забывают, что даже самый жестокий режим предпочитает с писателями не связываться, чтоб не плодить тех самых мучеников, крайне выгодных «пятой колонне» и внешним врагам. Ибо себе дороже.
